Великая. История «железной» Маргарет

Лейбористы использовали этот период с пользой для себя с целью начать нападки на политические линии, которые мы еще не опубликовали. Но руководители профсоюзов сыграли нам на руку, взяв тональность, напоминавшую «зиму недовольства». Сид Вейелл, председатель Национального союза работников железных дорог, угрожал, что в случае введения коллективных переговоров между предпринимателями и профсоюзами и прихода к власти консервативного правительства «он скажет ребятам, что пора поднять головы». Билл Кейс, руководитель печатного союза SOGAT, пообещал «конфронтацию» в случае, если страна окажется «достаточно глупой, чтобы избрать партию тори». Дэвид Бэснетт, лидер объединения работников общей и муниципальной сферы, также предрекал промышленный конфликт. Это была старая песня, которая входила в диссонанс с тем, как были настроены избиратели.

В четверг 5 апреля я обратилась к кандидатам на собрании в Сентрал Холл, Вестминстер. В этом году кандидаты ожидали от меня услышать основные темы манифеста, который еще не был опубликован. Мне нужно было дать им намек на то, что предстоит, не выдавая деталей. Поэтому я в основном сосредоточилась на сокращении подоходных налогов как стимуле для создания богатства, а также на необходимости реформы профсоюзов. К аудитории, состоящей полностью из ораторов, обращаться не просто. Но их энтузиазм подтвердил мое предчувствие, что мы выбрали правильное направление.

В среду 11 апреля манифест был запущен на первой пресс-конференции Консервативной партии, на которой я председательствовала. Тон манифеста был сдержанным, Крис Паттен и Ангус Моуде облекли наши идеи в простой, лишенный жаргонизмов язык. На конференции, проведенной на следующий день, все прошло хорошо. Но жара на чрезвычайно переполненной пресс-конференции была почти невыносимая.

Поскольку Пасха в том году пришлась на избирательную кампанию, четыре дня предвыборной агитации были потеряны. Поэтому мой первый день серьезной кампании пришелся на понедельник 16 апреля. Мы решили начать с Уэльса. Прилетев в Гетвик, я посетила госпиталь NHS и отправилась в местный клуб консерваторов, где мне предстояло дать интервью региональному телевидению и радио. Я обратила внимание на громкий шум в конце зала. После я узнала, что скандал, который закончился потасовкой, поднялся, когда управление клуба попыталось не пустить женщин-репортеров в комнаты, зарезервированные только для работников мужского пола.

Потом я отправилась в Кардифф на одно из первых крупных собраний этой кампании. Это было сердце вражеской территории, так как избирательным округом мистера Каллагена был Юго-Восточный Кардифф. У меня была заготовлена сильная речь, построенная на утверждении, что социализм ослабил Британию и что необходимо менять направление, не экспериментируя с Утопией, вернуться к принципам, от которых мы ошибочно отошли.

В политике я поняла нечто, что жители Уэльса знают с рождения: если у тебя есть весть, проповедуй ее. Я политик убеждений. Ветхозаветные пророки не говорили: «Братья, я желаю консенсуса». Они утверждали: «Это моя вера и мои взгляды. Если вы тоже в это верите, идите со мной». Долой недавнее угрюмое прошлое. Долой пораженчество. Под знаменами Выбора и Свободы новое и захватывающее будущее ожидает народ Британии.

Аудитории эта речь понравилась, как и мне. Но мой соперник Джим Каллаген использовал ее для того, чтобы пробудить в рядах истеблишмента тори боязнь беспокойного лидера, ведущего их в неведомом направлении. С этого момента образовался разрыв между тем, каким видел кампанию Центральный офис, и тем, на чем настаивала я. Однако эти проблемы стали очевидны не сразу.

Питер Торникрофт убедил себя в том, что мы допустили стратегическую ошибку, которую нельзя повторять, он решил лично включиться в написание моих речей. Не зная ничего об этом, я провела утро того четверга на текстильной фабрике в Лестере, где я с успехом применила свои детские навыки, пришивая карманы посреди толпы журналистов и изумленных работников.

Незадолго до того, как автобус прибыл к фабрике Кедбери в Борнвилле, я узнала, что П. Торникрофт настаивает на том, что пассаж о профсоюзах, написанный Полом Джонсоном, одним из ведущих журналистов Британии, следует удалить из речи в Бирмингеме. Я была не согласна с оценкой Питера. Но находясь вдали от Лондона, я не чувствовала достаточной уверенности в своем суждении. Поэтому я со злобой вырвала соответствующие страницы текста и вставила еще несколько безобидных пассажей. Меня успокаивало то, что последняя часть моей речи, с которой мне помог П. Керрингтон, содержала в себе несколько ярких высказываний об обороне и внешней политике, умышленно применяя тон моей речи в ратуше Кенсингтона.