Читаем Великая. История «железной» Маргарет полностью

Речь в Бирмингеме была удачна. Потом мы вернулись в Лондон, где на следующий день (в пятницу 20 апреля) должны были состояться посещения избирательных округов. День 21 апреля был обычным агитационным днем, который начался на фабрике в Милтон Кейнс. На меня произвели впечатление технологии, о которых мне подробно рассказали заранее, и вскоре я уже выступала с их подробным описанием перед группой ошеломленных журналистов. Потом меня проверили на аппарате мониторинга сердца. Все стрелки показывали, что я в хорошем рабочем состоянии. «Твердое как камень», – заметила я. Эта фраза отражала мое представление о том, как в целом протекала наша кампания.

Одной из странных черт всеобщей избирательной кампании 1979 г. была растущая разница между видением происходящего теми, кто был на поле боя, и теми, кто оставался в центре. Разумеется, политики, как и все остальные, склонны к самообману. Я была уверена в том, что мне понятно то, что чувствует электорат, и что он готов поддержать нас. Также я была убеждена, что эти изменения произошли во многом из-за событий зимы 1978/79 г., а, значит, излишняя осторожность в вопросе о профсоюзах неуместна. Но в ходе дискуссии на стратегическом собрании, которое я провела на Флуд-стрит 22 апреля, стало очевидно, что не все разделяли такую точку зрения. Питер Торникрофт обозначил в записке к заседанию в то воскресенье: «Нам не следует браться за особо рискованные инициативы. Мы лидируем».

Но возникало два вопроса. Во-первых, разве мы изначально не достигли своего успеха за счет некоторых инициатив, таких, как обращение к теме «зима недовольства»? Во-вторых, что конкретно теперь было сопряжено с «высоким риском»? Меры по обузданию власти профсоюзов? Или их отсутствие? В любом случае одна из опасностей в кампании, которую ты начал со значительным преимуществом, – чрезмерная самоуверенность.

Агитационная компания в ту неделю занесла меня на север Англии. После утренней пресс-конференции в понедельник я вылетела в Ньюкасл, где на чайной фабрике была возможность для выступления перед прессой. Около фабрики собралась толпа, и в ней была грузная женщина, выкрикивавшая в мой адрес проклятия. Полиция советовала мне держаться подальше. Но я решила, что если ей есть что сказать, то пусть она лучше скажет это мне в лицо. Я взяла ее за руку и попросила объяснить, что не так. Ее поведение мгновенно изменилось. У нее были обычные проблемы и заботы. Но причиной ее ненависти было убеждение, что политики не слышат жалобы. Я постаралась ответить на ее вопросы, и расстались мы дружелюбно. Уходя, я услышала ее голос, она говорила подруге: «Я говорила тебе, что она не настолько плоха».

После утренней пресс-конференции и интервью для радио в среду 25 апреля я пообедала в Центральном офисе перед тем, как лететь в Эдинбург. Я начинала уставать от стандартных речей, с которыми выступала перед публикой и основанных на текстах, подготовленных для Кардиффа и Бирмингема. Поэтому внесла чрезмерно радикальные поправки в материал, который я брала с собой в Шотландию. За несколько минут до того, как мне предстояло выступать, я в номере отеля «Каледониан» на коленях с ножницами и клейкой лентой возилась с текстом, протянувшимся от одной стены до другой и обратно.

Там была прекрасная публика; с первых радостных возгласов мое настроение улучшилось, и я максимально выложилась. Затем мы направились в отель в аэропорту Глазго, чтобы поужинать и лечь спать перед следующим днем шотландской агитационной кампании. Я была преисполнена тем чувством, которое возникает после удачной речи. И хотя результаты соцопросов свидетельствовали, что лейбористы сокращают разрыв, предчувствия говорили мне, что мы выигрывали. В кампании лейбористов чувствовалась явная усталость.

Они так часто возвращались к тому, что политика тори не сработает или сработает только в случае драконовских сокращений общественных услуг, что скатились к утверждению, что ничто уже не сработает и проблемы Британии неразрешимы. Это создало противоречие между ними и базовым человеческим инстинктом, который заключается в том, что улучшение возможно и к этому следует стремиться. Мы воплощали этот инстинкт, более того, лейбористы отдали нам монополию на него.

Дэнис, Кэрол и Ронни Миллер были вместе со мной в гостинице, и мы обменивались сплетнями и шутками. Моя старая подруга, а теперь заместитель председателя партии Джанет Янг тоже ездила вместе с нами и отошла во время еды. Теперь она вернулась с серьезным выражением лица, чтобы сообщить мне, что Питер Торникрофт, «Председатель», как она его называла, счел, что дела обстоят неважно, и что Тэд Хит должен выступить в следующем предвыборном эфире от имени партии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных женщин

Великая. История Екатерины II
Великая. История Екатерины II

Екатерина II… Со дня ее смерти прошло 220 лет, однако до сих пор умы народа будоражит история жизни этой женщины. С Екатериной II связана целая эпоха жизни Российского государства. О ней писали с тех пор как она стала правительницей и продолжают писать по сей день, об истории ее жизни снимают фильмы и сериалы, ставят спектакли, которые актуальны и в наши дни.В эту книгу вошли статьи и очерки известных историков, таких как Ключевский, Карамзин, Соловьев, Платонов, Грот, Лаппо-Данилевский и др., освещавших правление Екатерины II, что позволяет с разных сторон взглянуть на исторические события, пришедшиеся на эпоху Екатерины и самостоятельно оценить роль ее личности в истории России.

Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский , П. Маккавеев , Сергей Михайлович Соловьев , Сергей Федорович Платонов , Яков Карлович Грот

Документальная литература

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное