Читаем Великая. История «железной» Маргарет полностью

Мне не нравились тон и путаность, присущие изложению Дж. Прайора. Но еще сильнее я противилась его предложениям относительно закрытых профсоюзных предприятий. Джим написал, что «мы принципиально против предприятий, принимающих на работу только членов профсоюза», он также добавил, что «ряд руководств и профсоюзов считают, что этот метод удобно использовать в качестве аргумента при переговорах». Контраст между требованием того, что «принципиально» и что «удобно» в одном предложении, поражал меня сильнее всего. Джим также хотел пообещать «процессуальный кодекс», который контролировал бы предприятия, принимающие на работу только членов профсоюза. В противном случае это может привести к тому, что рабочие потеряют средства к существованию без возмещения убытков либо от работодателя, либо от союза, и мы должны быть готовы к изданию законов, защищающих их права.

Я настаивала, что у тех, кого несправедливо не приняли или исключили из союза, должно быть право на обжалование через суд. В 1979 г. мы отказались от формулы, согласно которой закрытые профсоюзные предприятия неизбежны, обозначив намерение изменить закон. Манифест обещал расследование принудительной практики рекрутинга печатного союза SLADE. Вдобавок мы четко заявили, что кодекс будет иметь обязательный статус.

Но главное изменение в документе касалось пикетов. В 1978-м меня устраивало то, чего хотел Дж. Прайор: «Совместно со всеми партиями мы должны найти приемлемые средства для регулирования проведения пикетов. Строгие правила, принятые NUM в феврале 1974 г., могли бы составить разумную основу для этого». Не было упоминания о законодательной базе. К счастью, шокирующие сцены «зимы недовольства» показали, что этот подход теперь не годился. Теперь мы обещали, что будем готовы предпринять дальнейшие законодательные шаги, если это окажется важным: «Мы внесем любые изменения, необходимые для того, чтобы гарантировать право гражданина работать и заниматься своими законными делами добровольно и беспрепятственно».

Были добавлены еще два пункта: в одном было озвучено «стремиться заключить соглашения об исключении забастовок в нескольких ключевых службах», в другом обещано «позаботиться о том, чтобы профсоюзы брали на себя значительную долю расходов по поддержанию тех своих членов, которые участвуют в забастовке». Наряду с предложениями ослабить влияние закрытых профсоюзных предприятий и финансировать почтовые референдумы о выборах в союзы, это составляло наш комплект реформ профсоюзов. В отличие от некоторых моих коллег, я была уверена не только в его практичности, но и в его популярности.

В вопросе о доходах мой успех был меньше. В 1978 г. я утверждала, что мы должны четче обозначать свое намерение отстраниться от политики в области доходов, но в этом маленьком пункте я не победила. Манифест 1979 г. содержал очевидную ориентацию на «форум», даже упоминалась германская модель. С этим я могла смириться. Большую практическую значимость имело обещание избегать политических мер в области доходов в частном секторе: «Переговоры между предпринимателями и работниками в частном секторе следует оставить на усмотрение компаний и работников, которых этот вопрос затрагивает. Никто не может защищать их от результатов соглашений, которые они заключают».

Предложенные премьер-министром в январе 1979 г. новые механизмы для установления «совместимости» между государственным и частным сектором привели к созданию комиссии под руководством профессора Хью Клегга для подготовки рекомендаций, которым правительство обязалось следовать. Вопрос заключался в том, готовы ли мы платить по счетам за попытки лейбористов откупиться от союзов в государственном секторе.

Наша политика в отношении затрат на государственный сектор основывалась на строгом соблюдении денежных лимитов. Дж. Хау и я делали все для того, чтобы придерживаться этой линии, но имело место давление со стороны коллег, озабоченных тем, чтобы не потерять голоса. В конце концов, мы сдались и обязались следовать рекомендациям профессора Клегга. В целом меня устраивал манифест. Ни на одном из этапов кампании нам не пришлось модифицировать или отходить от него.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных женщин

Великая. История Екатерины II
Великая. История Екатерины II

Екатерина II… Со дня ее смерти прошло 220 лет, однако до сих пор умы народа будоражит история жизни этой женщины. С Екатериной II связана целая эпоха жизни Российского государства. О ней писали с тех пор как она стала правительницей и продолжают писать по сей день, об истории ее жизни снимают фильмы и сериалы, ставят спектакли, которые актуальны и в наши дни.В эту книгу вошли статьи и очерки известных историков, таких как Ключевский, Карамзин, Соловьев, Платонов, Грот, Лаппо-Данилевский и др., освещавших правление Екатерины II, что позволяет с разных сторон взглянуть на исторические события, пришедшиеся на эпоху Екатерины и самостоятельно оценить роль ее личности в истории России.

Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский , П. Маккавеев , Сергей Михайлович Соловьев , Сергей Федорович Платонов , Яков Карлович Грот

Документальная литература

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное