Великая Китайская стена

Этот сценарий, однако, скорее всего придумали более поздние авторы исторических романов, стремившиеся дискредитировать У Саньгуя как ненадежное, отрешенное орудие, движимое страстью и неспособное подчинить свои плотские желания общему политическому благу. Более правдоподобно, как сообщает другой источник, что после получения письма и подарков от Ли Цзычэна он подумал несколько дней и решил переметнуться к новому хозяину Пекина. Между тем вскоре после того, как он начал двигаться к столице, его ожидала волнующая встреча, все переменившая. В Юнпине, расположенном чуть более чем в пятидесяти километрах к юго-западу от Шаньхайгуаня, он неожиданно для себя встретил одну из наложниц отца. Она поведала об ужасных вещах, которые творились в последнее время в Пекине: Ли Цзычэн, расценив молчание У Саньгуя как неповиновение, вырезал почти всех членов семьи У — тридцать восемь человек — и вывесил окровавленную голову У Сяна на городской стене. У был всего лишь самой свежей жертвой террора, развязанного после установления правления вождя мятежников против оставшихся в живых чиновников династии Мин, которых Ли Цзычэн презрительно называл перевертышами за то, что они не покончили с собой, когда Пекин оказался в его руках. Через неделю после прихода в Пекин финансовые проблемы лишь усугубили жесткую линию Ли в отношении грамотеев чиновников. Рассчитывая найти несметные императорские богатства и с их помощью расплатиться с армией, Ли был поражен, не обнаружив практически ничего. 1 мая он начал попытки добыть десятки тысяч унций серебра у бывших минских чиновников; тех, кто был не в состоянии платить, усердно пытал обладавший садистскими наклонностями главный генерал Ли. Несколько тысяч человек умерли в тисках, специально сконструированных, чтобы ломать человеческие кости. Главный министр умер после пяти дней непрерывных пыток, его лицевые кости были размозжены в результате постоянных побоев. Войска мятежников после входа в Пекин сначала вели себя скромно и сохраняли порядок, но вскоре последовали жестокому примеру своих вождей, взламывая «двери, забирая серебро и золото, насилуя жен и дочерей. Люди начали страдать. Каждую ночь повторялось одно и то же».

У Саньгуй немедленно пересмотрел свое решение, прекратил движение к Пекину и повернул на Шаньхайгуань, где он оставил большую часть своей сорокатысячной армии, и стал готовиться к битве с Ли Цзычэном. Она произошла менее чем через три недели. 18 мая Ли Цзычэн — обезглавив шестнадцать минских чиновников у восточных ворот Запретного Города — с присущей ему помпой вывел шестидесятитысячное войско из столицы и двинулся на Шаньхайгуань. На сей раз, имея наполовину превосходящего его силы противника, У Саньгуй должен был соображать быстро. Поскольку и отец, и император были мертвы, единственными, кому У Саньгую оставалось сохранять верность, были его дядья и двоюродные братья, находившиеся на стороне маньчжуров. 20 мая У отправил на северо-восток к маньчжурам в Мукден письмо: «Я уже давно восхищаюсь царственной властью Вашего Величества, однако в соответствии с обязанностями, прописанными в летописи «Весны и Осени», границы должны быть нерушимы, и потому я до сих пор не обращался напрямую к Вам». У не замедлил подчеркнуть критический характер ситуации — «бродячие бандиты… толпа жалких воров» сместили императора. У Саньгуй выражал уверенность: «благочестивые армии» могут разгромить их, однако его сил недостаточно, чтобы гарантировать успех, и он «плачет кровавыми слезами в поисках помощи». Если маньчжуры сейчас придут на помощь, то они не только «спасут людей от огня и воды», но и получат свою долю «золота и шелков, мальчиков и девочек», наворованных бандитами. «Как только благочестивые войска придут, все это станет их».