Письмо У Саньгуя достигло маньчжурского Запретного Города в Мукдене в важный момент: в тот день маньчжуры наконец узнали (почти месяц спустя): император династии Мин покончил жизнь самоубийством. Теперь, когда Небесный Мандат освободился, когда им предложили свободный проход в Шаньхайгуань, маньчжуры были готовы вмешаться, но только на своих условиях, а не на условиях У Саньгуя. «Если, — писал в ответ У маньчжурский регент Доргон, реальная власть, стоявшая за малолетним императором, — Вы приведете свою армию и сдадитесь нам, мы обязательно вернем Вам Вашу прежние земли и даруем княжеский титул». Не дожидаясь ответа от У, маньчжурские войска численностью от сорока пяти до ста тысяч двинулись к Шаньхайгуаню примерно с той же скоростью, с какой путешествовало само письмо, и разместились в старом опорном пункте У, в Нинъюане. 25 мая, когда большая часть армии Ли Цзычэна подошла вплотную к Шаньхайгуаню и нервы его союзников из числа местной знати были на пределе при виде демонстрируемой Ли силы, У Саньгуй принял условия маньчжуров. На рассвете 27 мая — они провели ночь в восьми километрах от Шаньхайгуаня, не снимая доспехов и держа оружие наготове, — маньчжурские войска подошли к воротам города-крепости. После поспешной формальной и секретной капитуляции — теперь, когда пушки Шаньхайгуаня грохотали в первых столкновениях сражения, было не до сложных церемоний — У приказал своим людям прикрепить к доспехам на спине куски белой материи, чтобы маньчжуры во время сражения могли легко отличить их от солдат-ханьцев армии Ли Цзычэна. Затем он поместил своих солдат в первую линию маньчжурской армии и лично возглавил первые атаки против армии Ли Цзычэна, расположенной широкой дугой к западу от Шаньхайгуаня. Армия мятежников практически разгромила войска У, прижав их к западной стене форта, в то время как маньчжурские войска намеренно держались в стороне, давая противникам измотать друг друга, так чтобы У был все в большей степени зависим от подкреплений. Когда Ли был уже готов провозгласить победу, в ход событий драматическим образом вмешалась погода в виде слепящей песчаной бури. Войска Ли стали всматриваться в скрипящую на зубах пелену и вдруг у себя на левом фланге заметили блеск лишенных растительности голов — гладко выбритые лбы маньчжурских воинов. Под крики «Пришли татарские войска» измотанная армия Ли Цзычэна начала ломать строй, затем стала отступать, а потом ударилась в бегство, рассеиваясь, стремясь добраться до Пекина и увлекая Ли Цзычэна за собой.
Пекину предстояло познать еще одну неделю ужасной, кровавой неизвестности, когда армия Ли Цзычэна, пьяная и разгромленная, грабила и жгла город, действуя жестоко и бессмысленно, инстинктивно чувствуя приближение конца. Поскольку слишком утомленные маньчжуры не могли немедленно пуститься в преследование, у Ли в Пекине хватило времени провести ускоренную церемонию коронации — до этого он всегда называл себя принцем, а не императором, — прежде чем 4 июня 1644 года поджечь Запретный Город и уехать на запад, за городские стены. «Дым и огонь закрыли небо».
Жители стали поспешно вымещать зло на солдатах мятежников, оказавшихся слишком пьяными или просто растерявшимися, чтобы последовать за своими хозяевами прочь из города: их затаскивали в пылающие дома или рубили им головы прямо на улицах. Однако очень скоро город снова погряз в страхе, когда жители принялись нервнаспорить о том, кто станет их новым императором-хозяином, распространяя по городу тревожные слухи об «огромной армии», приближавшейся с востока, о прокламациях, в которых говорилось о «Великой стране Цин». Уступая немыслимой силе привычки, пусть даже город вокруг них горит и тлеет, представители высших слоев общества всю ночь 4 июня ковырялись в руинах своих имений в поисках подходящих церемониальных нарядов, в которых можно было принять тех, кто прогнал Ли Цзычэна. Причем автоматически считалось — это по-прежнему верный У Саньгуй и наследный принц Минов.