Великая Китайская стена

Однако план императора игнорировать кочевников, отказавшись им платить и строя стены, не смог умиротворить север и, спровоцировав набеги, лишь усугубил страдания народа. «Жестокие чудовища в своем глупом невежестве, — изливал гнев император, — не поняли глубокого смысла Нашей Воли… они продолжают дерзко вести себя, как в прежние дни. Совсем недавно они выползли из своего логовища для нападения на наши северные границы». Огорченный неудачей, отчаявшийся император возложил надежду на сверхъестественные силы. В стране тюрков, с надеждой бормотал Вэнь, «появились страшные знаки грядущего зла. В прошедшем году слышали, как заговорил зверь, а люди произносили сверхъестественные вещи, и все потому, что их государство должно погибнуть». Хотя император был вынужден признаться себе, что эти знамения «пока ничего не дали», он сохранял уверенность: «Теперь настало время, когда свет и тьма должны проявить себя».

В известном смысле новая пассивная вера императора в силы, находящиеся вне его контроля, окупилась, тогда как усердное строительство стен лишь приводило к обратным результатам. Праздное ожидание, что тюрки порвут друг друга на части, оказалось намного более плодотворным. Через два или три года после крупного набега Шэту внутренние раздоры серьезно ослабили тюрков: Шэту напал на своего двоюродного брата. Тот бежал на запад к кагану западных тюрков, решившему объявить себя независимым от власти Шэту на востоке. Вскоре под давлением орд взбунтовавшихся родичей Шэту оставалось лишь обратиться за поддержкой к китайцам. До того горевшая местью чжоуская принцесса написала императору Вэню, умоляя его принять ее мужа как своего сына, на что, приняв во внимание просьбу о вассальной зависимости, император великодушно согласился и позволил Шэту с его людьми поселиться к югу от пустыни, у китайской границы. Второй сын императора, принц Гуан, будущий император Ян, дал кагану войска, одежду, еду, повозки и — не столь нужные на войне — музыкальные инструменты. Все это, как пишут источники, помогло тому разгромить двоюродного брата на западе. Китайские источники описывают обращение Шэту к императору как льстивое раболепие, как подобающее изъявление унижения варвара перед китайским блеском: «Теперь хорошая погода и стихии благоприятствуют — вероятно потому, что в Китае появился великий мудрец… Теперь мы почувствовали Ваше очищающее влияние… Утром и вечером я со всем уважением готов служить». Истинные мотивы Шэту для восстановления дружбы с Китаем были более конъюнктурными, а его поведение намного более изощренным и хитрым. Когда император потребовал от кагана публично продемонстрировать свой вассальный пиетет, прислав чиновника, перед которым каган должен был исполнить коутоу, Шэту попытался увильнуть от обязательств, сказавшись слишком больным, чтобы принять чиновника.

Истинная мера доверия Вэня к Шэту открывается, видимо, в неизбывной страсти императора к стеностроительству: он трижды посылал своих чиновников и рабочих в Ордосский район — в современные Нинся, Шэньси и Внутреннюю Монголию. В 585 году около тридцати тысяч человек послали в данный район построить семьсот ли стены «для предотвращения вторжений варваров», между Линъу на западной стороне петли Желтой реки и Суйдэ у восточной стороны — неподалеку от линии более поздней стены Мин, змеящейся по песчаной, поросшей кустарником желто-коричневой земле Ордоса. На следующий год сто пятьдесят тысяч человек послали на строительство прерывистой линии из нескольких десятков гарнизонных постов в травянистой всхолмленной пустыне Внутренней Монголии, как раз за границей современной провинции Шэньси. В 587 году более ста тысяч человек выделили для «работ по ремонту стен» в неуказанном месте (предположительно для работ на уже начатых секциях стены) на двадцать дней.