После завтрака в весёлом расположении духа Василий отправился вершить дела княжеские, что именно, Анна не стала допытываться: её тоже ждало занятие важное – надо было написать матери письмо. Последнее время матери было писать нелегко – её перестали интересовать события житейские, незначительные; озорство и болезни внуков, хозяйские хлопоты дочери, – а сообщить о чём-то ином Анна не могла, поскольку этого иного просто не было. Соображая, что же такое на сей раз поведать удалившейся от мирской жизни Марии Ярославне и поменявшей вместе с именем и привычки, Анна не услыхала, как вернулся Василий, неслышно стал за спиной, и, обернувшись на едва уловимый шелест его платья, испугалась, вскрикнула, а потом сказала со смехом слова, что произносила в сказке премудрая дева Февронья:
– «Плохо, когда двор без ушей, а дом без глаз». Заведу-ка я, князь, собачонку крохотную, не больше кошки. Говорят, таких держат в Италийской стороне все богатые женщины в своих ложницах.
– Эх, с приездом нашей невестушки Русь заполонили итальянцы, того и гляди, потеснят ордынцев. Уже княжество наше проходным двором сделали, снуют в Орду, в Персию, ещё куда-то, а мы лишь диву даёмся, да завидуем. – И он рассказал, что накануне вечером в Переяславле появились гости из италийского города Венеции, столицы самостоятельного княжества. Прибыл посол, Василий заглянул в листок, Амброджо Контарини. Однако в княжество Рязанское попал он случайно, по дороге из Персии.
– Побывал в Персии! – говорил Василий восторженно. – Столько всего повидал! Попал в плен к ордынцам. Его выкупили, в долг. А я не могу принять этого отважного человека, послушать его рассказы – твой братец, будь он неладен, разгневается, опозорит, как тогда, когда задержался у нас, как его…
– Джан Травизан.
– Да, но вроде он был не Травизан, и звали его иначе, но это неважно.
Василий опять заглянул в бумажку, однако имени венецианского посла не назвал, продолжал рассказывать, в какие передряги попал тот, выполняя поручение светлейшей синьории.
– Намедни только мы читали записки тверского купца, а теперь он! Совпадение? Нет, предзнаменование. Кстати, где записки? Надо их переписать.
– Дядька Ванятке читает.
Василий удовлетворённо кивнул. Записки, назывались они «Хождение за три моря», прислал Василию всё тот же Фёдор Курицын и пояснил, что составил их тверской купец Афанасий Никитин. Отправился он самостоятельно по своим торговым делал в Персию, пробыл там около года и вынужден был оттуда двинуться – аж в Индостан. Предприятие его с самого начала не заладилось, ещё в начале пути ограбили татары. Лишившись средств, он, однако, не пал духом и не только старался поправить свои дела, но и вёл записи о хождении за три моря, Хвалынское, Индостанское, Чёрное.
Увы, писал Курицын, купец Афанасий Никитин скончался, правда, уже на подступах к родине, близ Смоленска. Записки его попали в Москву и вошли в летопись. Их раз за разом переписывают и читают просвещенные москвитяне.
Василий тоже не стал держать их при себе, дал почитать Анне, она рассказала о них на посиделках, потом одна из грамотных боярынь прочитала «Хождение за три моря» собравшимся женщинам. Истории Афанасия Никитина поразили тех больше россказней об Огненном Змее. К примеру, дивились они, что в Индийской земле, «люди ходят все голые: голова не покрыта, груди голы, волосы в одну косу плетены. <…> Мужы и жёны – все черны.
А князь их – фата на голове, а другая – на бёдрах; бояре у них ходят – <…> фата на плече, а другая – на бёдрах; княгини ходят – фатой плечи обернуты, а другой – бёдра. Слуги же княжие и боярские – фата на бёдрах, обогнута, щит да меч в руках, а другие с копьями, или с ножнами, или с саблями, или с луками и стрелами. И все голые, босые и сильные. А жёнки ходят с непокрытой головой и голыми грудями; мальчики же и девочки ходят голыми до семи лет, и срам у них не покрыт».
– Ах ты, Господи! Голые! Простоволосые! – хором возмущались знатные горожанки. – Да как же так можно!
– И у нас в банях все сообща моются, голыми, – попробовала возразить самая молодая. Её не стали слушать, её не услышали – «жёнки ходят с непокрытой головой и голыми грудями» – страсти-то какие.
Василий же обратил внимание на то, что индостанцы воюют на слонах. «Слонам же к хоботу и к клыкам привязывают большие мечи кованные, весом по кентарю[45]
, одевают их в булатные доспехи и делают на них городки; а в каждом городке находится по 12 человек в доспехах, с пушками и стрелами». Теперь ему очень хотелось узнать, каких животных приучили к бою персы:– Я слышал – верблюдов. Ты поточнее спроси, Анычка.