Великая княгиня Рязанская

– Двое встретили в лесу старика и спросили его, забавы ради, не видел ли он поблизости волков и лис. Старик буркнул в ответ: «Погибель вашу видел». Подивились приятели стариковской злобе, и пошли дальше. Вскоре попался на дороге им мешок – с золотом. Посмеялись тут они стариковской глупости – то ли прошёл он мимо, не заметив мешка, то ли его погибелью назвал, разве здравый человек назовёт богатство погибелью? Собрались было приятели с мешком назад, да кваску испить захотелось, благо какая-то деревня невдалеке оказалась: коровы мычали, собаки лаяли. Один направился туда. А когда обратно с квасом шёл, поганый гриб в него опустил, чтобы отравить дружка и завладеть золотом одному. Оставшийся стеречь мешок тоже раздумал делиться, и камень приготовил, коим и убил подошедшего. Потом с устали кваску хлебнул и возле мешка помер.

– Страшная какая сказочка, – сказала Анна, – зачем ты её рассказал – назидания ради или намёк в ней какой-то?

– И почему оставшийся сторожить мешок не убежал? – спросила Еввула.

– Честный он был, честный! – На вопросы Анны Василий не ответил.

Разошлись поздно. Анна проводила Еввулу до её светёлки: хотела убедиться, всё ли девки приготовили для спокойного сна и безбедного житья. Надеялась, что Еввула погостит недельки две. Всё было, как надо, даже пяльцы стояли у окна, и это позабавило Анну – никогда не видела Еввулу за вышиванием. Но тут же решила, что пяльцы сгодятся для неё самой: будет заходить к Еввуле и за разговорами вышивать.

Уже расцеловались на прощанье, и тут Еввула призналась, что утаила за вечер происшествие удивительное: отправившийся, казалось бы, следом за сказительницей боярский сын нашёл время прислать со своим человеком на имя девы Мещёрской грамотку. А в ней винился за участие в поединке, писал, что девы с таким поразительным дарованием не встречал прежде и при новой встрече, на которую очень надеялся, сулил сказать ей нечто весьма важное.

– Любопытно, очень любопытно! – обрадовалась Анна. – Покажи грамотку.

– Я сожгла её – от врага. Василию неприятно будет, – залепетала Еввула, – да и зачем встречаться? Где ему найти меня, когда в лес уеду.

Поняв её смятение, Анна засмеялась:

– Повременишь уезжать. Сегодня враг – завтра друг. Не век же тебе в девках сидеть, давно пора самой детками обзавестись, а не за сироток безвестных жизнь отдавать.

– Мне на роду написано быть вековухой, – грустно возразила Еввула.

– И всё-таки я помолюсь за него в молитве на сон грядущий: «Ненавидящих и обидящих нас прости, Господи, Человеколюбче. Благотворящим благотвори. Братиям и сродникам нашим даруй яже ко спасению прощения и жизнь вечную». – Анна опять поцеловала Еввулу. – Лихой он парень, ой лихой!

7

– Пуре пре за марта! – кричали чёрные вороны, вещие птицы. – Пуре пре за марта! – застили неяркое солнце.

– За марта! За марта! – вторило им эхо. И где-то за стеной вековых дубов то ли дети, то ли птицы, а может, лесные духи верещали:

– Пащин коди! Пащин коди! Пащин коди!

Пахло тленом и болотом. Хилые бледные стебли травы только кое-где пробивались через толщу не перепревшей за зиму и позднюю весну листвы. И листья на деревьях только-только начали распускаться, хотя до Троицы было совсем недалеко.

Анна с Еввулой стояли у высокого частокола в неприветливом и не по времени холодном дремучем лесу. Лесная поляна с сооруженным на ней частоколом была рукотворной – виднелись на ней низко срубленные, но не выкорчеванные пни, хорошо утоптанные тропы, колеи, заполненные водой и не избавляющиеся от неё, наверное, никогда. Анна подивилась, что возникают они как бы ниоткуда, обрываются у кромки поляны, исчезают, словно люди ездят только по поляне, не углубляясь в лес. Она не могла вспомнить, как оказалась перед частоколом, где оставила своих стражников и брала ли их с собой.

– Мы у мольбища Анге-патяй, матери богов, и её сестрениц[47], дочерей то есть, – говорила Еввула, – она родила восемь детей, сыновей и дочерей поровну. И ещё, высекая огонь, произвела на свет множество добрых духов, озкс они называются. А дал ей огниво отец, верховный бог Чама-паз, миродержец. Но раньше Анге-патяй создал Чама-паз, сам не желая того, злого бога Шайтана. Теперь этот Шайтан постоянно борется с Анге-патяй, вредит ей и тоже без конца высекает огонь, и сколько при этом вылетит искр, столько будет злых духов.

Еввула замолчала, прислушиваясь к чему-то. Ветер шумел в верхушках дубов, и кто-то тише и теперь совсем невнятно продолжал: верещать где-то невдалеке.

– Это чайки над Перкино, озеро тут поблизости. Рыбы там много. Они ссорятся из-за неё, галдят. А кажется: дети плачут, да? – И, возвращаясь к своему прерванному рассказу, посоветовала доверительно: – Ты не старайся запомнить всего – тебе надо просто немного подготовиться к молению, понять главное. Атепокш тей, старейшина рода, собрал нынче своих людей: чтобы воздать тебе хвалу, помолиться за тебя богам и открыть тайну рода.

– Открыть, открыть, открыть! – закричали, примолкнувшие было вороны, закружились, снижаясь круг за кругом, едва ли не норовя сесть гостьям на головы.