И всё-таки не углядел. Крепкий сон сморил то ли после сытного обеда, то ли потому, что ромашкового настоя выпил сверх меры, и Анна не преминула этим воспользоваться, увела Юрия в один из дальних переходов терема. Рассказала ему всё без утайки – о княжеском соборе, о своих опасениях, что кто-то из князей удельных, может, даже дядюшка, замыслил погубить Василия, поняв, что тот не намерен противиться Москве. Про птиц зловещих она сказать забыла.
Опасность заговора Юрий решительно отверг. Губить Василия, чтобы вместо него иметь на Рязанском столе малолетнего наследника и сестру великого князя Московского соправительницей, рязанцам нет смысла. Поведение Василия одобрил, сказал, и Анна не уловила в его словах ни торжества, ни семейной гордости:
– Противостоять Ивану на Руси сейчас не может никто. Недаром его прозвали Грозным. Все князья до него мирные прозвища имели, хотя и спать ложились с мечами. У Ивана в жизни особое предопределение. Говорю это сестричка, не потому, что сторону Москвы представляю или брата боготворю. Трудное дело он затеял – собрать княжества русские в одну кучу. Соберёт – и двинет на Орду. Не одолеть нас Ахмату, даже если Казимир Литовский вздумает ему пособить. Но не пособит – сам распрями в своём княжестве занят.
Юрий обнял сестру. Они присели на какой-то ларь у обшитой тёсом стены. Вверху кошачьими глазами светились два малюсеньких слюдяных оконца.
– Ну что насупилась, Лисонька? Великое княжество из рук выпускать не хочется? Понравилось великой княгиней быть? Не горюй – оставит Иван тебе эту ляльку. Об этом не раз уж говорено. Но только тебе, любя. Не зятю, не племянникам. Родство для него мало значит. Братьев меньших не щадит в их строптивости. Если бы не матушкино заступничество, сломил бы их, свернул бы в бараний рог.
– А тебе, – спросила Анна, сдерживая слёзы от обиды и причинённого братом, невольно, унижения, – тебе не горько быть у него в пристяжных? Ведь ты всего на год моложе, умнее, добрее и, говорят, храбрее его. Слышала я в Переяславле от бояр – редкий дар у тебя воинский. Василий сказал, что благодаря тебе москвитяне одолели хана Ибрагима под Казанью.
– А что, может, и верно говорят! – Юрий взял сестру за руку, стал, как в их далёком теперь детстве, перебирать её длинные тонкие пальцы. Рука была иной – утратила мягкость, податливость, но от неё по-прежнему исходили привычные, родные тепло и нежность. «Наверное, я смогу узнать Анну с закрытыми глазами, по руке», – подумал Юрий и продолжил прервавшийся было разговор:
– Что до моей доброты, то она правителю не нужна. Вредна даже. Не успел раньше Ивана родиться – сам виноват! Что ещё там? Ум? Что такое быть умным? Молчишь – не знаешь! Должно быть, я не умнее, а начитаннее Ивана. Не мудрец, не умник – книгочей. Эх, если бы не походы, заперся бы я у себя в Серпухове и читал бы, читал. А ты читаешь ли, Анна?
– Некогда мне!
– А ты брось всё на мамок-нянек и читай. Негоже великой княгине невежей быть, тем паче тебе – вот-вот новая невестка объявится, умнейшая девушка…
– Так уж и умнейшая!
– Поймала на слове, сестрица! Начитанная, обладающая обширными познаниями, что не каждому великому князю известны, имеющая, говорят послы, богатейшее, дивное собрание книг. Вот бы взглянуть на него, – сказал Юрий мечтательно, – думаю, случай представится, привезёт его в Москву.
– Ты о Зое Полеолог говоришь? – спросила Анна враждебно. – Разве уже всё решено?
Юрий не уловил в вопросе враждебности. Присутствуя при разговорах Ивана о Зое Палеолог с послами римского кардинала Виссариона греком Юрием, итальянцами Карлом и Антонием, а также обосновавшимся в Москве и снискавшим особое расположение великого князя чеканщиком монет «денижником» Иваном Фрязиным, он проникся уважением к византийской царевне (чужеземцы именовали её принцессой) и считал, что брак Ивана с нею – большая удача для московского княжеского дома. С радостным возбуждением он поведал Анне, что посольство уже готово отправиться за невестой, ждут, когда прекратятся дожди и слякоть. Иван спешит с женитьбой, поскольку невеста очень завидная и много до неё охотников.
– Благодаря этому браку, – сказал Юрий, – Иван станет единственным в мире православным государем: ведь отец её, Фома, родной брат последнего Византийского императора.
Не скрыл он и того, что не всё зависит от самой Зои, её опекает могущественный папа Римский. Он и предложил ей в женихи великого князя Московского, после того как она отказала французскому королю и герцогу Миланскому. Но сама ли отказала или по совету папы Павла II, в Москве не знают. Семейство Зои обязано Павлу II за его покровительство. Он и герцог Миланский обещали Фоме, когда он, спасшись от турок, нашёл в Италии пристанище, возвратить ему потерянный венец. Но несчастный изгнанник так и умер, не дождавшись этого. По Москве прошёл слух, что он даже исполнял обязанности чуть ли не виночерпия на герцогских торжествах. А ведь Фома имел несомненные права на престол Византийский, кроме того, он привёз в Рим великую христианскую святыню – голову апостола Андрея.