Великая княгиня

Произнесённое было равно тому, что Изяслав Давыдович отпадает от союза и, боле того, готов идти против не токмо Святослава, но и брата своего. Сказал как отрезал и вышел вон, высоко задрав бороду, за ним его воеводы. Святославовы Костяжко с Балабой переглянулись. Владимир молчал, по-прежнему пряча глаза в подбровье. И тут поднялся его воевода и тысяцкий Азарий Чудин – любимец князя. Поклонившись низко, сказал дерзко:

– Князья русские, доколе будете ратовать меж собою?! Доколе с братьями своими биться, ища Киева князю Юрию? Доколе христиан губить будете?! Али не видите, что Бог помогает Изяславу Мстиславичу?! Не обещал ли брат ваш, великий князь Всеволод, Изяславу быть вместо себя в Киеве, а княжение великое отдал брату Игорю и посему кровь пролилась?! И нету ни брата Всеволода, ни Игоря. А Изяслав Мстиславич Богом оправдан! Юрий на два ряда в Киеве побывал, и его нету там. Но опять же на Киев зарится и призывал вас к крестному целованию ему в правду. Но нет правды за Юрием Владимировичем! Послушайте Изяслава Давыдовича, поцелуйте крест к Изяславу Мстиславичу!..

Много чего ожидал от своего любимца Владимир Давыдович, многое порою нежданного слышал, но такая речь возмутила до глубины душевной. Особливо упомянутый им всуе Игорь… Весь Чернигов, все они, и Азарий тож, видели свершившееся чудо в Спасовом храме менее чем год назад. Сам Господь указал на страстотерпца благоверного, Сам принял его в чертоги свои. Не оправдывал грешных, но прославил Игоря, безвинно убиенного, жаждущего при жизни только мира на земле Русской. Отрицать всуе деяние Господне – не грех ли великий?!

Не передохнув, выпалил свой гнев Владимир Давыдович:

– Воеводе должно не речь в назидание князьями держать, а токмо меч боевой пред полком. Оставь дерзость для боя! Готовь помочи боевые и марш скорым походом к Юрьеву Городцу!

Не ведал Азарий, что его дерзкое слово, только оно, подвигло князя встать на сторону Долгорукого. Меж собой решили черниговские князья не откликаться на зов Юрия. А теперь Владимир Давыдович, скрепя сердце, совершил иное, поскольку дерзость воеводы была не просто дерзостью, но славою вероломному себялюбцу Изяславу Мстиславичу.

Юрьеву страсть сесть на великий стол оправдать можно, во всей своей неистовости печётся Долгорукий о Руси, Изяслав же – только о своей власти.

Святослав Ольгович сказал Азарию, поборов в себе внезапную ярость:

– Учёбно говоришь, воевода! Но молвишь так потому, что вся твоя родова киевская не Русской земле служит, а себялюбцу князю Изяславу… Сказано: не служи двум господам!..

Азарий дерзнул ответить:

– У меня господин один – князь черниговский Владимир Давыдович. Ему служу всей честью и плотью, за него любую смерть приму…

Князь Владимир проводил преданного раба тёплым взглядом и уж совсем по-иному молвил:

– Ступай, сыне, готовь войско к походу…

Уже из-за порога вмельк обратил взор Азарий на Святослава. Был взор тот полон ярости, презрения и неудержимой ненависти. Когда глядят так на князей воеводы, совершается непоправимое, жестокое и самое подлое в воинском братстве…

Случиться тому в пятницу Светлой седмицы. А допреж того – во вторник Страстной седмицы, в год 1151 от рождества Христова – в Новгороде Северском родила Петриловна сына, названного отцом ещё до рождения Игорем. Но не ведал о том Святослав Ольгович, поражённый открытой ненавистью черниговского тысяцкого Азария Чудина. С чего бы так ненавистен тому новгород-северский князь?!

3.

Великий князь Вячеслав Владимирович, неожиданно обласканный племянником Изяславом Мстиславичем и посаженный на стол киевский, чувствовал себя на Ярославовом дворе неуютно. Сколько раз приходил он в Киев после смерти брата Мстислава Великого – уже и считать забыл, и каждый раз лишали его законного места.

Вячеслав был вторым сыном Мономаха после Мстислава, и по смерти брата должен был получить великий киевский стол. Но брат завещал княжение Ярополку, того же и кияне хотели. Однако Вячеслав Владимирович не преминул тогда хоть денёк один, но посидеть на высоком столе. Умер Ярополк – Вячеслав тут как тут, в Киеве. На этот раз кияне отнеслись к старейшему сыну Мономаха благосклонно, встретили с митрополитом и всем православным клиром. Но недолго было и это княжение – пришёл Всеволод Ольгович с великим войском. Дружина и бояре киевские советовали Вячеславу боем отогнать Ольговича, однако строптивые кияне возмутились зело, не желая битвы. И Вячеслав Владимирович, встав к писчей столешнице, собственноручно написал грамотку Всеволоду. Был он большой искусник в слове, собственноручно творя любое письмо. Написал: «Я, старейший из вас, сел в Киеве опосля братьев моих Мстислава и Ярополка по заветам отцов наших. Но аще ты восхотел зело стола сего, покинув свою отчину, пущай по-твоему будет. И что моё есть, твоим станет! Бери! Только отыди от стен киевских к Вышгороду, а я уйду на прежнюю мою волость». Так и случилось: Вячеслав ушёл в Туров, Всеволод сел в Киеве.