Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

Однажды зимой 1921 года, под вечер, когда я, как обычно, сидела в зеленом кресле, склонившись над шитьем и глубоко погрузившись в мысли, я вздрогнула, услышав звонок у входной двери. Слуга передал мне карточку; на ней было имя, которое я узнала, хотя и не была знакома с его обладателем. Гостем был русский, известный своей энергичной деятельностью в пользу Красного Креста; он руководил несколькими организациями, помогавшими беженцам. Я пригласила его войти. Он сел передо мной и, после нескольких вступительных фраз, начал стыдить меня за то, что он назвал праздностью и инерцией. Он не мог понять, как, после моих трудов на войне, я довольствуюсь сидением на месте, запертая в своей квартире. Почему я ничего не делаю для беженцев? Я ничего не могла сказать в свою защиту. Мой гость очертил задачи, которые мне, по его мнению, следовало взять на себя; они были многочисленными и настолько интересными, что немедленно подхлестнули мою фантазию. Ему без труда удалось убедить меня помогать, и я с воодушевлением приступила к делу. Тот разговор привел меня в благотворительность, которой я с большим или меньшим успехом занималась следующие несколько лет. Благодаря этой деятельности мое затворничество вскоре закончилось, передо мною открылся широкий путь. Правда, в семье произошедшую со мной перемену встретили без сочувствия.

История эмиграции – уникальная глава в истории России. В конце 1920 года было полностью разбито последнее антибольшевистское движение на юге России, возглавляемое генералом Врангелем, и Гражданская война в России закончилась. Целые воинские соединения, всего около 60 тысяч человек, эвакуировали в Галлиполи, откуда их впоследствии перевели в Балканские страны, главным образом в Сербию. Там они устраивались, по-прежнему объединенные в полки. Они вместе шли на строительство железных и автомобильных дорог, трудились на шахтах, валили лес. Генерал Врангель, который пользовался у военных огромным авторитетом, жил так же, как они, и благодаря своему личному магнетизму сплачивал бывших подчиненных. Они с женой вели спартанский образ жизни, не думали о себе, поддерживали свою маленькую армию в изгнании и заботились о ее нуждах, поддерживая дисциплину и воинский дух, пока солдаты естественным порядком не абсорбировались страной, предложившей им убежище. Добровольческая армия по большей части состояла из кадровых офицеров, которые воевали с 1914 года, и из представителей интеллигенции. Выходцы из низших классов находились в меньшинстве. Первым двум категориям было крайне тяжело привыкать к тяжелому физическому труду, они очень страдали. И все же они принимали свой жребий с огромной стойкостью и в своих несчастьях держались вместе.

Даже сейчас, через много лет, они сохраняют командный дух. Я знаю о группе бывших военных, обосновавшейся в Париже, – их примерно 80 человек. Все они служили в одном полку. Они трудятся носильщиками и швейцарами на одной из железнодорожных станций и живут в деревянном бараке неподалеку. Почти все они без труда могли бы зарабатывать на жизнь умственным трудом, и у них было немало случаев получить работу, более подходящую их способностям, однако они предпочитают по-прежнему тяжело трудиться, но не нарушать единства. Результаты их упорства достойны упоминания. Благодаря умелому управлению своими доходами им в конце концов удалось купить дом в парижском предместье, который они превратили в свой клуб и в котором открыли русский военный музей. Им уже удалось собрать важную и уникальную коллекцию экспонатов.

Гражданских, эвакуированных одновременно с армией Врангеля, высадили в Константинополе. Позже их распределили по различным лагерям в предместьях и на Принцевых островах. Надо сказать, что они стали не первой волной беженцев из России; город и его окрестности были переполнены 300 с лишним тысячами больных, одиноких и страдающих существ. Английские, французские и особенно американские организации делали все, что в их силах, чтобы позаботиться о беженцах, помочь больным, обеспечить людей едой и одеждой, спасти детей. Они добивались прекрасных результатов, однако катастрофа достигла таких размеров, что почти невозможно было удовлетворить все потребности.

В таких условиях довольно часто происходили душераздирающие трагедии. Семьи разлучались в спешке и беспорядочной эвакуации; маленьких детей отрывали от матерей, и кто-то так и не нашелся. Одни родственники, прибыв в Константинополь, узнали, что их близкие остались в России. Судьба их была неизвестной и часто ужасной. Беженцев сотнями косили «испанка», тиф, брюшной тиф и дифтерия. Особенно страдали дети. Помню, я услышала об эпидемии дифтерии, которая разразилась в лагере беженцев на одном из островов; там умерли почти все дети. В моих знакомых семьях теряли двух, трех, четырех детей.