Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

Она сразу же поехала в санаторий в Раухе, где находились девочки. Ее встретили врач и женщина, на чьем попечении мои сводные сестры находились последние недели. Они не только не посмели передать девочкам страшную новость, но и не отважились сказать им о приезде матери.

«Чтобы смягчить удар, прежде чем войти к ним, я сняла черную вуаль. Я открыла дверь и заглянула внутрь. Услышав скрип двери, они подняли головы и, заметив меня, бросились ко мне с криками удивления и радости.

– Мама, мама… – и потом, через секунду: – Но где папа, почему его нет?..

Дрожа всем телом, я прислонилась к двери и ответила:

– Папа болен, очень болен.

Наталья громко разрыдалась; у Ирины побелели губы, ее глаза напоминали раскаленные угольки.

– Папа умер! – вскричала она.

– Папа умер, – медленно повторила я чуть слышно, обнимая девочек.

Долго мне не хватало мужества рассказать детям, что их отца убили; я уверяла их, что его смерть была мирной, без страданий».

Примерно через две недели княгиню прооперировали. Когда ей стало лучше, она постаралась сосредоточить мысли на детях, на сыне Володе и на маленьких дочерях. Теперь ей предстояло жить ради них. Хотя зловещие слухи о судьбе Володи доходили до ее ушей, она отказывалась им верить. По возвращении из Выборга, где ее оперировали, мачеха получила письмо от великой княгини Елизаветы Маврикиевны, вдовы великого князя Константина Константиновича, чьи сыновья Иван, Константин и Игорь погибли одновременно с Володей. Великая княгиня приложила к письму отчет из Сибири, полученный ею из британской военной миссии при армии Колчака. В отчете излагались подробности убийства. Вплоть до того дня мачеха еще как-то держалась; узнав же о гибели сына, она сломалась. Все кончено, ее жизнь кончена. Она молилась о смерти.

Постепенно к ней вернулось самообладание, ее поразительная жизненная сила преодолела подавленность, и она снова начала интересоваться жизнью. Она вынуждена была жить ради дочерей, которые нуждались в ней, но ее раны так и не исцелились; они оставались свежими, как в первый день.

Глава XII Образ мыслей изгнанницы

Несмотря на печальные часы в обществе княгини Палей и все болезненные воспоминания, которые они навеяли, Париж в тот раз произвел на меня лучшее впечатление. Постепенно я выходила из состояния полного равнодушия, в которое погрузилась после смерти отца. Хотя, еще бессознательно, я тосковала по деятельности, а в Лондоне я никак не могла найти выхода для возвращающихся ко мне сил. В Париже я поняла: моей апатии способствовала та жизнь, какую я вела в Лондоне. Лондон как будто застыл, не в силах найти выход из положения, в каком оставила его война. Париж был другим, по сравнению с Лондоном он бурлил и кипел. Конечно, много сил тратилось впустую, и все же французы двигались в нужном направлении; они понимали, как необходимо вернуть прежнее процветание. Я не сомневалась: в такой атмосфере мне легче будет встряхнуться и воспользоваться свободой, дарованной в качестве компенсации за то, что я потеряла. В Лондоне любовь к традициям, которая так приятно поразила меня по прибытии, едва не швырнула меня почти на прежнее место, несколько двусмысленное, ставшее для меня неприемлемым. Я могла бы и дальше вести растительное существование под очень тонким слоем позолоты, пока у меня оставались деньги… Но я не хотела притворяться, предпочитая откровенность и риск из-за полностью поменявшихся обстоятельств.

Тогда мне в голову пришла мысль о переезде в Париж; однако не знаю, переехала бы я, если бы мне в нужный момент не предложили квартиру. Небольшая, всего в четыре комнаты, она была удачно расположена; она принадлежала одной приятельнице, которая жила в ней до войны, а теперь хотела избавиться от нее, но предпочитала продать ее кому-то знакомому. Я купила квартиру. Мы вернулись в Лондон, чтобы сдать наш просторный, но неудобный дом в Южном Кенсингтоне, и летом окончательно покинули Англию. Через несколько месяцев нашему примеру последовал Дмитрий, но поселился отдельно в отеле: мы решили, что так будет лучше по многим причинам. Впрочем, мы по-прежнему могли встречаться, когда хотели. Париж начинал постепенно заполняться русскими.

Княгиня Палей, проводившая с дочерьми лето в Швейцарии, тоже решила обосноваться в Париже, несмотря на то что Париж для нее, куда больше, чем для меня, полнился болезненными воспоминаниями о прошлом. Именно в Париже прошли двенадцать счастливейших лет ее жизни; в Париже они с моим отцом жили в полном взаимопонимании. Там родились ее дети, и там она достигла духовных высот, о которых не могла и мечтать. Прошло уже больше года со смерти моего отца, и она вынуждена была, несмотря на уныние, заниматься решением материальных проблем, чем она, вплоть до первого приезда во Францию весной, совершенно пренебрегала.