Читаем Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II полностью

В Калифорнии мы провели три недели. Окна выходили на бескрайний Тихий океан и зеленые холмы. Я словно попала на другую планету. Хотя жить на ранчо было приятно, я не находила себе места. В конце января мы вернулись в Нью-Йорк. Собравшись наконец с мыслями, я поняла: несмотря на друзей, мне не удастся проникнуть в нужные мне круги. Стоило мне заговорить о делах, мои собеседники лишь вежливо улыбались. Они не догадывались, а я не говорила, насколько шатко мое положение. В Америке в каком-то смысле оказалось даже труднее, чем в Европе. Я была в гостях, меня развлекали – но не более того.

Оставалась моя рукопись, о которой я вначале помалкивала. Когда я все же призналась друзьям, что пишу мемуары, они посоветовали, прежде чем кому-то ее показывать, перевести с французского на английский. Один человек готов был выполнить перевод за шестьсот долларов, но шестиста долларов у меня не было. Казалось, рушится моя последняя надежда. Кроме того, мне так и не удалось никому показать привезенные с собой образцы духов. Я понимала, что скоро придется возвращаться в Европу и заниматься делами, которые в мое отсутствие еще больше запутались. Я снова потерпела поражение! Ожидания, которые я связывала с Америкой, не оправдались…

Беспокоила меня и нога. Мне было трудно ходить, но из-за многочисленных забот я не думала о ней. Хорошо, что друзья заметили мою хромоту и отвезли к врачам. Тамошние доктора дружно предлагали мне сделать операцию. Смирившись, я решила делать операцию в Нью-Йорке. Помимо всего прочего, операция означала шесть недель передышки. Через несколько дней после того, как приняла решение, я легла в больницу.

Никогда в жизни я не видела столько доброты, сколько оказали мне в те дни в больнице, и потом, во время выздоровления; я не подозревала, что возможно такое великодушие. Мое выздоровление проходило в доме, где исполняли все мои желания.

В начале апреля еще одна моя подруга, которая знала о существовании рукописи, предложила показать ее человеку, говорившему по-французски. У нее были обширные связи, и она все устроила. Рукопись послали редактору, который должен был высказать свое о ней мнение. Но я ни на что не надеялась и не ждала благоприятного отзыва. 18 апреля, накануне дня моего рождения, я получила толстое письмо от того самого редактора. Вскрыв конверт, я увидела, что письмо сопровождается комментариями по отдельным страницам рукописи, но мне не хватило смелости их прочесть; слишком многое было поставлено на карту. Дождавшись, когда моя хозяйка вернется домой, я протянула ей письмо:

– Бетти, прочти, пожалуйста, я просто не могу читать это сама.

Она достала листки из конверта и начала с письма. Я лежала на диване; нога моя была в гипсе. Вскоре она подняла голову и серьезно посмотрела на меня. Сердце у меня упало.

– Знаешь, отзыв великолепный! – воскликнула она. – Слушай.

Она прочла письмо вслух; в нем содержался благоприятный отзыв. Потом мы изучили комментарии; редактор понял все, что я хотела сказать своими воспоминаниями. Еще несколько дней я боялась: вдруг проснусь, и окажется, что все было лишь сном.

Редактор назначил мне встречу. Он настоял, чтобы я продолжала писать, считая, что я без труда найду издателя. Подруга, которая нашла его, занялась всеми деловыми приготовлениями. Мне оставалось лишь одно: писать. Как раз в то время мое выздоровление замедлилось из-за осложнений, вынудивших меня вернуться в постель, где я провела больше месяца. Но я нисколько не была против. Тогда я не думала о проблемах и пребывала в состоянии блаженства. С утра до вечера, а иногда и ночью, я писала. Я работала лихорадочно; руки мои часто дрожали от волнения. Я дошла до военного периода моих воспоминаний, самого важного в моем развитии, и мне хотелось завершить мою «книгу», как назвал сочинение редактор, как можно скорее. Теперь я писала по-русски, поскольку выражать свои мысли на русском языке мне было легче, чем на любом другом.

Я снова начала строить планы. Казалось, первая волна удачи влечет за собой другие. В мае я получила несколько предложений, в том числе от главы крупной компании по пошиву дамской одежды. Он предлагал мне занять пост консультанта по стилю и модельера. С трудностями было покончено! Я решила поехать в Европу, разобраться с делами и вернуться в Америку. Пост даст мне желанную независимость, я смогу влиться в американскую жизнь. Я смогу зарабатывать и одновременно искать издателя для моей книги! Больше я пока ни о чем не думала, довольствуясь тем, что есть.

Моя хозяйка уехала в Европу, а поскольку я еще недостаточно окрепла для путешествия, она оставила мне свою квартиру, где я пробыла до середины июня. Потом, проведя полгода в Америке, я наконец вернулась в Париж. В сентябре мне предстояло выйти на новое место работы в Нью-Йорке. За лето я должна была покончить с делами в Париже и Лондоне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее