Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

Я сохранила в памяти одно небольшое происшествие, характерное для того периода. Два или три раза за лето я на несколько дней ездила в Париж, всегда одна. Однажды я вернулась в Лондон в воскресенье вечером, поздним поездом. Я с большим трудом нашла носильщика на вокзале. Таксист довез меня до дома, поставил мои чемоданы у порога и уехал. Было уже поздно, и я не ожидала, что кто-то из слуг не спит. Я открыла дверь своим ключом, внесла чемоданы в холл, а затем по одному перетащила их наверх, к себе в комнаты. В квартире, когда я вошла, было темно и сыро, как в могиле.

Хотя меня одолевали мрачные мысли, мне никого не хотелось видеть; я избегала друзей и знакомых, предпочитая день за днем проводить в полном уединении. Писать я даже не думала. В самом деле тогда я переживала самые черные часы моей жизни.

Постепенно из хаоса мыслей возникло и сформировалось нечто новое. Я уже не сомневалась в том, что потерпела неудачу, тягостную неудачу. То, к чему я стремилась, выходило далеко за пределы моего ограниченного опыта. Почему не взглянуть правде в глаза? Почему не добраться до причины моих трудностей и не начать снова с самого начала? Так как в Европе я испробовала все возможное и не добилась успеха, надо ехать в другое место. Я давно думала об Америке, там я могла бы учиться. Я буду не единственной представительницей моего класса, которая в Америке начинает жизнь заново; так поступали многие до меня и поступают сейчас.

Чем больше я думала, тем правильнее мне казался мой замысел. Я должна поехать в Америку. Правда, у меня имелось одно серьезное препятствие: отсутствие денег. Как и когда мне ехать, я не знала; но я должна была ехать и не могла думать ни о чем другом.

В августе или сентябре, во время очередной поездки в Париж, я случайно встретила одну из моих американских приятельниц. За чаем она вскользь предложила мне осенью приехать в Америку и навестить ее. В обычной обстановке я не воспользовалась бы ее предложением из одной лишь деликатности, но в том случае отбросила угрызения совести и согласилась. Вскоре она прислала мне официальное приглашение. Мне дали то, что я больше всего хотела. Все обдумав, я решила, что поеду в Америку в октябре или ноябре на два-три месяца. Возьму с собой рукопись и образчики духов. Хотя на плечи мне по-прежнему давил груз забот, у меня появился луч новой надежды.

Уехать из Европы оказалось труднее, чем мне представлялось; вмешалось несколько серьезных дел, из-за которых пришлось по меньшей мере дважды откладывать день отъезда.

В 1918 году советская власть конфисковала дом моего отца в Царском Селе; в нем устроили музей. Сразу после конфискации оттуда растащили все, не имевшее прямой исторической ценности, например, столовое серебро, фарфор, меха и личные вещи. Некоторые из них даже попали в Америку и появились в каталоге одной из нью-йоркских галерей. Коллекции же антикварной мебели, картин, серебра, стекла и фарфора ряд лет оставались нетронутыми. В начале 1928 года мачеху предупредили, что Советы продали коллекции группе французских и английских торговцев произведениями искусства; ей сказали, как и когда их будут перевозить; назвали даже количество ящиков, в которых упаковали коллекции. Вооружившись полученными сведениями, она поехала в Англию, нашла корабль, нашла ящики и наложила на них судебный запрет. Затем она подала в суд на тех, кто покупал коллекции. Вопрос представлял для мачехи не только личный интерес. Хотя было известно, что Советы продавали за границу отдельные предметы как из частных, так и из государственных коллекций, в первый раз коллекции продали целиком. Княгиня Палей надеялась создать прецедент, по которому подобные сделки стали бы невозможными. Как и многое, что она делала прежде, она действовала отважно, не жалея сил и денег, которых у нее было не так много. Процесс должен был начаться осенью, и, поскольку я обещала стать свидетельницей с ее стороны, я не могла уехать, пока все не закончится. После нескольких отсрочек процесс наконец начался в ноябре, но присутствовать на нем мне не довелось. Когда я отправилась к ней, на побережье Англии и Франции разразился такой шторм, что суда несколько дней не ходили по Ла-Маншу, в те самые дни, когда мое присутствие требовалось в Лондоне.

Вопреки всем нашим надеждам, процесс княгиня Палей проиграла; она подала апелляцию и снова проиграла. Она была страшно разочарована и понесла тяжелый финансовый ущерб. Впоследствии Советы наводнили зарубежные рынки историческими и иными сокровищами – как отдельными предметами, так и целыми коллекциями, которые конфисковали у владельцев под тем предлогом, что они составляют государственное историческое наследие.