Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

Вечером после похорон король и королева Дании дали ужин в честь гостей королевской крови, которые по такому случаю собрались в Копенгагене. В знак почтения не было музыки, а все дамы были в черном. Все гости, и дамы, и мужчины, – при орденах. Такого сбора я не видела пятнадцать лет. Кто-то из собравшихся совсем не знал других, кто-то не встречался с довоенных лет. В прошлые годы мы вели примерно одинаковый образ жизни, у нас были схожие интересы; в настоящем они сильно разнились. Для представителей Скандинавских стран почти ничего не изменилось, но для немцев и особенно для нас, русских, изменилось все, и очень сильно. За исключением вежливых фраз, которые произносят люди, давно не видевшие друг друга, нам, казалось, почти не о чем говорить. Я ловила на себе любопытные взгляды. Все знали о моих деловых начинаниях и считали их успешными; вместе с тем многие не одобряли моих статей, которые начали выходить в шведском журнале. Неожиданно для себя я очень оробела, хотя все эти люди принадлежали к совершенно другому периоду моей жизни; не напрасно у нас с ними было общее воспитание. Я прекрасно понимала, почему мои поступки кажутся окружающим странными, хотя они логически вытекали из обстоятельств, вынуждавших меня сделать тот или иной шаг. Впрочем, в глаза все улыбались и стали расспрашивать обо мне Дмитрия только после того, как я ушла.

Я уехала с болью в сердце и со странными смешанными чувствами. Как будто у меня больше не было определенного места в мире, помимо того, что я могла создать себе сама. Я отдалилась от своей родни, однако не могла принадлежать ни к какому классу общества, кроме того, в котором родилась. Поэтому я чувствовала себя очень одинокой и в то же время получила дополнительный импульс к поискам собственного пути.

На обратном пути я провела целый день в Берлине. Чтобы занять время, я поехала в Потсдам, любимую резиденцию германских императоров, и посетила дворцы – некоторые из них я никогда прежде не видела. Потсдам выглядел совершенно пустынным, там почти не было посетителей. Я побеседовала с гидами, которые охотно мне отвечали. В ходе разговора часто упоминали кайзера и его жену, но избегали пошлых комментариев. О них говорили как о ком-то, давно ушедшем в историю. Небо в тот день было затянуто облаками; иногда моросил дождь. Между дождями я гуляла по тихому парку; ноги мои утопали в сырых желтых листьях.

Когда я вернулась в Париж, мне показалось, будто я совершила паломничество в прошлое. Теперь мне предстояло увидеть Новый Свет со всем, что, как я надеялась, он будет для меня означать. Мой отъезд был назначен на восьмое декабря. Я довольно усердно готовилась к поездке и понимала, что придется многим пожертвовать, но в те дни мною владели бесшабашность и страсть к приключениям. Будущее позаботится о себе само! В последний момент мне сообщили, что компания, через которую я распространяла свои духи в Англии, нашла предлог не платить причитающееся мне вознаграждение. По сей день они мне так и не заплатили, и мы по-прежнему ведем тяжбы.

В зимний день мы с моей горничной-француженкой Мари-Луизой покинули Париж. Нас провожали несколько моих друзей. Когда мы добрались до Гавра и поднялись на корабль, уже стемнело. В каюте я нашла телеграммы и цветы от тех, с кем расставалась. Корабль отчалил ночью; рано утром мы зашли в Плимут. Чувствуя себя одинокой и напуганной, я не спала всю ночь и в Плимуте выглянула в иллюминатор на унылое штормовое небо и на злые волны, которые совсем не придали мне храбрости.

В первые два или три дня пути штормило, и я, из-за своей хромоты, не отваживалась выходить из каюты. Я так боялась океана, что забыла даже о морской болезни. Я знала, что по прибытии в карантин меня ждет испытание, которого боятся все европейцы в свою первую поездку в Америку, – то есть встреча с прессой. Много дней я готовила ответы на всевозможные вопросы. Но, когда страшный миг настал и в мою каюту вошли восемь или десять репортеров, оказалось, что они довольно безобидны и симпатичны. Они лишь сделали несколько снимков.

Пока пароход швартовался, я встревоженно разглядывала длинный причал под навесом. День был туманный, и из всего Нью-Йорка я увидела только причал. Меня встретила пригласившая приятельница и отвезла к себе. На следующий день мы уехали на калифорнийское ранчо, где отметили Рождество. Поэтому Нью-Йорк я увидела лишь по возвращении.

Лишь мельком увидев Чикаго, в поезде я всю дорогу не отходила от окна. Я любовалась видами и никак не могла наглядеться. Американские просторы разбередили мои чувства. Я дышала полной грудью, упиваясь свободой, и думала о своей родине. Вот какими были мои первые впечатления от Америки.