Великая легкость. Очерки культурного движения

В отличие от героев других авторов, которые, мне кажется, тянут нас слишком назад.

Играем в ад [73]

Книжку Линор Горалик «Устное народное творчество обитателей сектора М1» я частично прослушала на презентации, частично прочитала, пока ехала домой. Книга жесткая: устойчивость жанровых форм народного творчества тут помножена на неколебимость священных архетипов. В книге собран фольклор обитателей ада. Интонация книги – невообразимое среднее между духовным стихом и стебом.

Но вот какое дело: притом что с нами ведут такую культурную игру, притом что рай и ад, праведник и бес, грех и святость, благая весть и свет Христов тут повод к авторским ассоциативным построениям, стилистической фантазии (в книге Л.Г. «Недетская еда» много таких не воплощенных задумок – там, правда, в основном речь шла о мифологии сексуального), – при всем, повторюсь, понимании правил игры и автором, и читателем, миф тут работает всерьез.

То есть книжкой можно наслаждаться литературоведчески – а можно почуять серу и взметнуться горе́.

Проповедническая сила стеба – старая тема. И пожалуй, одна из главный тайн литературы (вообще – искусства).

Вот Горалик пишет про сквер в аду – что, мол, это как в детстве, когда ты весь в радости, между качелями и качелями забежал, задержался в сквере, и вдруг всю полноту мая, солнца и счастья своего ощутил, такой вот будет и сквер, куда попадешь потом, после детства и всего, только – без радости.

Сразу вспомнился ад Клайва Льюиса («Письма Баламута», «Расторжение брака»), про который он писал, что он безрадостный и юмора в нем нет.

Ад, писал Льюис, очень серьезная организация. Регламентированная. Принуждение и тоска. Там все «мают» друг друга, потому что сами маются – это опять Горалик.

Еще вспоминается «Современный патерик» Кучерской – это когда Горалик пишет о Наивном Праведнике, который лоб расшибал в молитве, а святости не стяжал и на Бога обиделся. Религиозный такой анекдот, и вроде издевательский, а посмотришь, учительствует и смиряет, как какая-нибудь толстовская сказочка.

И конечно, из недавнего приходит на ум первая повесть в книге Пелевина «Ананасная вода для прекрасной дамы» – самая сильная в книге (как в его более раннем сборнике «П5» самая сильная – «Зал поющих кариатид»). Там тоже игра: человека, умеющего подражать голосу Левитана, спецслужбы заставили говорить с американским президентом от имени Бога, а потом политическая конъюнктура поменялась, и герой с тем же жаром и убедительностью вещал голосами ада.

Вроде все понятно – условность, и Бога нет на них, чтобы вмешаться, прозвучать. Есть механический человечек, устройства, людская возня, мировой заговор.

Но вот эффект Пелевина, который умеет соединить стеб с духовностью: читая, слышишь не возню, а голос Бога, переворачивающий все внутри. Пелевин достоверно, художественными средствами, изображает путь человека к Богу (ни много ни мало внутренний опыт подвижника) и обратно, в отпадение, в ад (который и есть по сути максимальная удаленность от Бога).

Я даже выписала из него две цитаты, вполне способные составить писательский «патерик», – о самообмане и отчаянии человека:

«Лампа Ламп светила по-прежнему. Но я увидел, как отражается в ней мое сердце.

Оно не могло биться рядом с Сердцем Сердец. Оно не готово было гореть – о нет, оно просто хотело как можно больше райской халвы на халяву. Оно желало, чтобы его любили и ласкали в его мерзости и бесстыдстве, и чтобы на ложе этого наслаждения рядом с ним возлежал сам Господь.

И когда я постиг это про себя, то, вместо того чтобы отвергнуть свой грех, я отверг показавшее его зеркало. Я устыдился пронзающего меня Божьего взора и бросился в черную бездну, чтобы скрыть свой позор, хоть и знал, что это невозможно».

И ниже:

«Не могу точно сказать, в каких словах она была выражена – но это было жутчайшее из проклятий, какое только можно бросить Богу, а смысл его был в том, что я сознаю, что являюсь Его частью, наделенной свободой воли – и использую дар свободы против Него, так, что Он будет неспособен помочь мне и спасти меня, свое творение и часть, от страданий. А это, я уже знал, и было для Него самым страшным. И я люто ликовал в своей новообретенной силе, пока надо мной не зажглись багровым светом слова моих невидимых друзей, и эти слова я бросил в его безмерную высоту тоже».

Горалик тоже просится в блокнот. Например, о том, что все зло – от безнадежности:

«На то оно и ад: они мают нас, а их мает то, что никакого облегчения нет, а только все хуже и хуже».

Книжка Горалик, как и «Современный патерик» Кучерской, – вполне себе «чтение для впавших в уныние».

Пародия – всегда смешно.

От одной только мысли грустно: судя по книжке Линор Горалик, унылее, чем в аду, тем, кто живы. Тем, кто о рае и аде судит пока по своим представлениям, которые она и пародирует.

Кроссовки к полу [74]