Великая надежда

– Нет, далеко еще не все, – пришел ему на помощь из темноты кто-то из детей, – сегодня еще принадлежит вам…

Внизу по узкой улочке проехал тяжелый грузовик. Окна задрожали, и небо за окнами тоже начало дрожать. Дети вздрогнули, хотели броситься к окнам, но не двинулись с места. Грузовик взревел, прогромыхал мимо и уехал. Любое громыхание рано или поздно смолкает перед тишиной: любой звук напрасен, если не заполнен тишиной.

– Играйте, играйте дальше!

Играть. Это была единственная возможность, которая им оставалась, устойчивость на волосок от непостижимого, стойкость перед тайной. Молчаливейший приказ: играть ты должен перед лицом моим!

Это открылось им в водопаде мучений. Как жемчужина в раковине, в игре таилась любовь.

– Не ссорьтесь, идите сюда!
– Смотрите, меркнет наш свет,
его прогоняет гроза,
и сил у нас больше нет.
– Слипаются наши глаза.

Вступила тишина, которая была условным сигналом для Ангела. Леон рывком спрыгнул со шкафа в матовый фонарный круг. Он прыгнул в самую гущу детей, чтобы остаться над ними. И он бросил им назад их вопрос:

– Вы видели свет?
– Не видели никогда.

Бродяги бессильно опустились на землю; решительным движением они глубоко надвинули капюшоны на растерянные лица.

– Если бы вы могли видеть себя так, как я вас вижу! – пробормотал Ангел вопреки своей роли. – Как вы тихо здесь лежите, в этой мрачной комнате, и с какой нечеловеческой храбростью!

Он уронил руки. Ему страстно хотелось увидеть и запечатлеть образ. Если бы вы могли видеть, как я вас вижу. Но свет шел на убыль.

– Как жалко, Леон, что ты никогда не станешь режиссером!

– Почему же, стану. В грузовике и в вагоне будет играться первоклассная пьеса, можете мне поверить! Без хеппи-энда и без аплодисментов: пускай зрители уйдут домой притихнув, с бледными лицами, светящимися в темноте…

– Спокойно, Леон! Ты что, не видишь, как вы все раскраснелись и как у вас вспыхнули радугой глаза? Разве ты не слышишь: они уже сейчас смеются так же, как они будут смеяться, когда нас повезут через мосты!

– Леон, в какой валюте тебе будут платить и с каким обществом ты заключил договор?

– С человеческим обществом, платить будут огнем и слезами.

– Останься Ангелом, Леон!

Леон колебался. Он простер руки над спящими бродягами. «Спите крепко…» – Он перевел дух, мгновение помолчал, а потом заговорил дальше:

И, может быть, во сне
подарит вам Господь
то, что искали вы,
избрав неверный путь.
Гасите ваши фонари,
они домой не приведут:
ведет один лишь свет любви
чрез ветхий мост над бездной!

Ангел склонился и задул фонари. Сам он остался в темноте, как последняя одинокая свеча в темном окне.

Гордыня вам пригодится навряд,
вы лучше отбросьте ее навсегда.
Любовь рядится в другой наряд.
Зачем вам идти и куда?
Вы ищете путь, что к миру ведет?
Бессмысленны ваши раздоры.
А мир у каждого в сердце живет,
вы это поймете скоро.

Ангел так широко простер руки над тремя спящими, как будто хотел распространить этот жест на всех спящих вообще, в том числе на тайную полицию, которая воображала, что не смыкает глаз, а сама предавалась беспробудной спячке.

Спите же спокойно,
может быть, во сне
вам Господь подарит
то, что вы искали
в смерти и в огне.
Потушите фонари —
они не осветят вам путь домой.
Свет любви, лишь ты гори,
гори надо всей землей.

* * *

Ангел отступил назад. Бродяги беспокойно заворочались во сне. В потемках было слышно, как взволнованный Иосиф уговаривал Марию: «Пошли, наша очередь!» Но она не двигалась с места.

– Иди! – крикнул Ангел.

Мария крепче ухватила сверток. – У меня нет покрывала, – сказала она, – а без покрывала я не играю.

– Что ты себе думаешь? – спросил Леон. – Что дальше?

Трое бродяг вскочили и с воплями накинулись на нее:

«Играй, ну пожалуйста, играй!» И даже Война с каской в руке попросила: «Играй дальше, ну играй же!» Их крик был слышен даже на лестнице.

– Ты хотела играть Марию, да или нет?

– Да, – ответила Биби, – но с покрывалом. Вы обещали мне покрывало, и без покрывала я играть не буду! – Она робко прижала к себе сверток.

– Если дело только за этим… – медленно сказала Эллен и рывком открыла свою сумку. В полутемной комнате сверкнула белая ткань. Биби отложила сверток в сторону. Остальные повскакали с ящиков и кресел, подошли ближе и потрогали покрывало холодными пальцами. Биби уже схватила его и завернулась.