– Мы найдем против тебя улики, – заявил полковник.
– Огонь проголодался, – спокойно возразила Эллен.
Жар, потрескивая, опустился в маленькую железную печь.
– Чайник слишком полный, – испуганно крикнул толстый полицейский.
– Все слишком полное – только глаза ваши остаются пустыми. Бодрствуйте, так мы учили на последнем уроке, потому что Диавол ходит, как рыкающий лев.
– Говори по порядку, – угрожающе потребовал полковник.
– В середине ничего не бывает по порядку, – ответила Эллен, – в середине все происходит одновременно.
– А я тебя теперь спрашиваю в последний раз: у тебя есть родители, братья, сестры? И с кем ты живешь? Как ты сумела пробраться в поезд с боеприпасами? Что было вначале?
– Крылья, – сказала Эллен, – и голос над водами, и много братьев и сестер, и я живу вместе со всеми.
– Да, – рассеянно сказала Биби, – это правда, однажды мы все вместе убежали в Египет.
– В Египет? – переспросил полковник. – Но поезд, которым ты хотела ехать, направлялся не в Египет.
– Названия, – пренебрежительно сказала Эллен, – Египет или Польша. Я хотела на ту сторону, я хотела за границу, туда, где Георг, Герберт, Ханна и Рут, вслед за моей бабушкой…
– Где твоя бабушка?
– В середину, – продолжала Эллен, не давая себя перебить. – Поэтому я забралась в поезд.
– Вслед мертвецам? – сказал полковник.
– Прочь от мертвецов, – запальчиво крикнула Эллен, – прочь от серых буйволов, прочь от заспанных. Имена и адреса – ведь это же не все!
– Возьми меня с собой, – сказала Биби и вцепилась в нее, – пожалуйста, возьми меня с собой! – По ее лицу текли слезы.
Среди полицейских возник шепот, нарастающее умоляющее урчание, и это напоминало ветер, дующий с гор, и прилив, набегающий на серый песок. Ядовито-зеленые мундиры тихо заколыха– лись.
– Я не могу тебя взять с собой, – сказала Эллен и задумчиво посмотрела на малышку, – но я знаю кое-что получше: пусти меня вместо себя.
Снова пробежал ветер между робкими кронами, снова прилив стал вымывать золото из песка.
– Пусти меня вместо себя! – нетерпеливо сказала Эллен.
– Нет, – сказала Биби, вытерла кулаками слезы со щек и вытянула обе руки, словно только что проснулась, – нет, я хочу идти, я хочу идти одна. Туда, где Курт и где у буйволов есть лица. – Она оправила на себе пальто и нетерпеливо подняла лицо. – Иди за мной, если хочешь.
Огни метались по кругу.
– Возьми меня с собой, – ухмыльнулся полицейский у дверей.
– Возьми его с собой, – сказала Эллен, – хоть немножко возьми его с собой. Проводи его к твоему поезду!
– Пойдемте, – сказала Биби полицейскому.
– Идите! – крикнул полковник. – Идите!
В стене что-то затрещало. Кирпичи под штукатуркой ударились друг в друга. Движение среди полицейских в сторону открытой двери усилилось, словно их против их воли теснили к невидимой границе вслед арестованному ребенку.
Молча и испуганно стояла Эллен в тусклом свете лампы. Полковник загораживал спиной дверь. «Вы все имеете возможность попасть на фронт». Он вытер со лба пот. «Путь к смерти открыт нам всем».
– Нет, – крикнула Эллен, – это к жизни путь открыт, и вам нельзя умирать, пока вы не родитесь! – Она вскочила на ближайшее кресло. – Где середина? Где середина? Военным поездом или самолетом? Год ехать или сто лет? – Она отбросила со лба волосы и задумалась. – Каждый едет по-своему, и рано или поздно вам придется туда отправиться. Прислушайтесь, откуда зовут, туда вы и призваны. Зовут из вас самих, из самой середины. Отпустите себя на свободу! – Она соскочила с кресла. – Отпустите себя на свободу, отпустите себя на свободу!
– Это зашло слишком далеко, – сказал полковник.
Он не понимал, каким образом до этого дошло. Беглое экстраординарное совещание вопреки всяким правилам протекало бегло и экстраординарно. Несколькими поспешными фразами оно перепрыгнуло через булавки на карте. Лопнувшие швы пестрой одежи требовали более светлой нитки. Трясущийся от волнения полицейский втолкнул в дверь какого-то ребенка, и все, что до сих пор представлялось ясным, оказалось ложным доносом. Караулка того и гляди вскричит: «Караул!»
Что ему оставалось делать? Теперь надо было действовать быстро, собранно и обдуманно. Среди мужчин снова поднялись чужие голоса.