Великая надежда

Но сколько балок вы неловко вытащили и рванули на себя с тех пор, как вас послали спасать?

Один неверный шаг там, наверху, и все пропало!

Сколько неверных шагов вы сделали, думая, что победили? И как получилось, что вы до сих пор живы?

Мы сами себя об этом спрашиваем.

Если вы себя спросите, если вы только себя спросите…

Ничем не сдерживаемый песок побежал в глубину, блаженный, измельченный, и его уже не удержать.

Потому что вы будете обладать только тем, чего не удерживали, и обнимать будете то, что оставляете. Вы имеете столько, сколько вы сумеете одухотворить своим дыханием, а одухотворяете вы то, что для вас не имеет цены. Чужая цена, неведомая цена – вы слышите, как падает ваш курс? Какая у вас разменная монета? Золото, ради которого вы убиваете, нефть, которая вас продает, работа, которая оглушает? Не голод ли, не жажда ли – ваша разменная монета, и курс ваш – не ваша ли смерть? А на бирже Господней в цене только любовь, одна любовь.

– Они найдут разрезанные чемоданы, за грабеж полагается смерть. Они нас расстреляют!

– И меня? – испуганно спросила Эллен.

– Да, и тебя, – язвительно огрызнулся парень. – Ты нас сюда привела, ты нам показала место, и ты нам светила! – Эллен не шевельнулась. – Или ты им, может быть, хочешь рассказать, что пришла сюда, чтобы примирить сирены, ведра с мусором и орудия на подступах к городу? Пришла развязать свой собственный узел и на крыше, на солнышке, раздать последнее, что у тебя осталось? Кто тебе поверит? – бешено проорал парень. – Бог да благословит всех разбойников, но как ты докажешь, что ты – не одна из нас?

Теперь стук шел из коридора и был совсем близко.

– Этого я не могу, – оцепенев, сказала Эллен, – этого никто не может про себя доказать!

– Останься с нами! – простонал парень и бессильно опустился на пол.

Старик затрясся от смеха. Как одержимый, он изгибался во все стороны и вытянутыми руками отбивался от невидимого, которое исторгало у него смех, рассказывало ему скверные шутки и грозило связать беднягу по рукам и ногам его собственной тенью. Полные ужаса взгляды, как черные бабочки, метались от Эллен к парню и обратно. Уже можно было различить в стороне коридора далекие пронзительные голоса – те, что будут задавать вопросы, не дожидаясь ответов, те, что будут отвечать, не дожидаясь, когда их спросят, – далекие пронзительные голоса, которых не надломит близость самой кромешной тьмы, – голоса спасителей.

– Скорей! – крикнула Эллен. – Поторопитесь, пока они не пришли! – Белый, как культя руки, вырастал из камня огарок свечи. – Дайте мне лопату! Набейте чемоданы камнями и засыпьте все! И скорее, почему вы не двигаетесь с места?

– Набей нас камнями, – шептал парень, – зашей нас наглухо и брось в колодец. Разве ты не знала, что волчья утроба ненасытна?

Старик молча оттолкнул Эллен в сторону. Туфли и светлые шелковые рубашки испуганно вспорхнули в воздух. Он распотрошил остальные узлы и обеими руками сгребал к себе все, что удавалось. Эллен в отчаянии бросилась на него.

– Оставь это, слышишь, оставь! За грабеж полагается смерть, они нас всех расстреляют! – Но старик отпихнул ее в сторону. Его рот был сведен алчностью, он выхватывал все новые и новые вещи и набивал себя ими, словно шкуру мертвого хищника. Парень застыл на месте.

– Останови его, свяжи, усмири! – крикнула Эллен. – Да что с тобой, подумай, что ты скажешь, когда здесь станет светло? – Все начало кружиться.

– Все это разворошила взрывная волна, – возразил парень.

– А набила старику мешки тоже взрывная волна? – Эллен вцепилась в его руку. – Пока вы переваливаете с одного на другого, пока вы…

– За старика никто не в ответе!

– Ты! – крикнула Эллен. – Ты, и я, и те, что наверху, которые хотят нас спасти, и те, что еще выше, в самолетах, мы все отвечаем за старика, как ты не понимаешь, мы все должны держать ответ – ну вот, они нас уже слышат, иди сюда, встань, помоги мне, приготовься!

Но свет оказался ярче, чем они думали. Он обжег им глаза, так что все расплылось перед их взглядами, а по волосам словно прошелся чужой гребень. От этого света кожу у них защипало, в горле пересохло, а языки стали сухими и шершавыми. Он ставил им ловушки, и сбивал с ног, и смеялся у них за спиной, как старик, который лежал в большой воронке с пулей в затылке. А их собственные тени он швырнул на пол перед ними, словно убитых.

Парень потащил Эллен вперед. Постепенно выстрелы их спасителей отстали. Слепые, быстрые – эти выстрелы сами себя боялись.

– Они целятся в своих ангелов! – съязвил парень. Небо было бледное, как опоздавший зритель, которому никак не удается уловить связь между событиями на сцене. Эллен и парень пробрались через чужой сад, опрокинули детскую коляску, доверху полную картошкой, и нырнули в толпу – они перестали быть целью. Мимо скользили нагруженные тени. Цепенея в черном тумане, перед ними лежал город. С востока налетел порыв ветра.

Они побежали по улице, которая вела с холма, и переполошили очередь: люди с большими продуктовыми сумками стояли перед магазином, надеялись в последний раз унести домой припасы.