Великая охота

– Ты – купец? – сказала Эгинин. – Ты дал клятву?

– Да, капитан. Дал. – Он не отрывал взора от ее сапог.

– Что ты будешь говорить людям, когда отправишься со своими фургонами вглубь страны?

– Что они должны повиноваться Предвестникам, капитан, ожидать Возвращения и служить Тем-Кто-Возвращается.

– И ты никогда не воспользуешься этим мечом против нас?

Пальцы мужчины до белизны костяшек стиснули колени, и в его голосе внезапно прорезался страх:

– Я дал клятву, капитан. Я повинуюсь, ожидаю и служу.

– Вот видишь? – сказала Эгинин, обернувшись к Домону. – Нет причин для запрета носить оружие. Торговля должна вестись, а купцы должны защищать себя от бандитов. Мы позволяем людям приходить и уходить по собственной воле, пока они повинуются, ожидают и служат. Их праотцы нарушили клятву, но эти научены лучше.

Она вновь зашагала вверх по холму, и солдаты подтолкнули Домона вслед за нею.

Он оглянулся на купца. Мужчина оставался согбенным в поклоне, пока Эгинин не отошла от него на десять шагов, после чего он выпрямился и заторопился в противоположную сторону, чуть ли не вприпрыжку по наклонной улице.

Эгинин и оба охранника не оглянулись и когда мимо, вверх по улице, проследовал отряд верховых шончан. Солдаты скакали на созданиях, чрезвычайно похожих на кошек, только размерами с лошадь, но шкуры, под которыми прокатывались волны мускулов, бронзово отсвечивали чешуей ящериц. Оснащенные когтями лапы мягко ступали по булыжникам. Когда колонна гарцевала мимо Домона, к нему, любопытствуя, повернулась трехглазая голова. Оставляя в стороне все прочее, она выглядела как-то чрезмерно… понятливой… и это вовсе не прибавило Домону душевного равновесия. Он споткнулся и чуть не упал. Вдоль всей улицы фалмийцы вжимались спиной в стены домов, некоторые зажмурились. Шончан на них даже и не глядели.

Теперь Домон понял, почему шончан дали горожанам так много воли. Он гадал: а хватило ли у него самого духу, решимости сопротивляться? Дамани. Монстры. Да существует ли хоть что-то, способное остановить шончан, избавить мир от их победного марша до самого Хребта Мира? «Не мое дело», – ожесточенно напомнил он себе и принялся размышлять над тем, есть ли какой-нибудь способ избежать в будущей торговле новой встречи с шончан.

Домон и его конвой добрались до гребня склона, дальше город уступал холмам. Городская стена отсутствовала. Впереди были постоялые дворы, в которых селились купцы, ведущие торговлю в глубине страны, а также конюшни и фургонные дворы. Здесь дома уже доросли до вполне сносных размеров – в Иллиане как раз для поместья какого-нибудь второсортного лорда. У фасада самого большого здания стоял почетный караул из шончанских солдат, а над ним трепетало знамя с голубой каймой, на полотнище раскинул крылья золотой ястреб. Прежде чем ввести Домона внутрь, Эгинин сдала меч и кинжал. Оба ее солдата остались на улице. В душе Домона нарастал страх, по спине побежал холодный пот. Он нутром чуял тут во всем лорда; а ничего хорошего не будет, если имеешь дело с лордом, да еще и в его владениях.

В передней Эгинин оставила Домона у двери и переговорила со слугой. Тот, судя по широким рукавам рубашки и вышитым поперек груди спиралям, был местным; Домон вроде как уловил краем уха слова «верховный лорд». Слуга торопливо исчез, вскоре вернулся и провел Эгинин и Домона в комнату – весьма вероятно, в самую большую комнату в доме. Вся мебель до последней скамеечки была отсюда вынесена, даже коврики отсутствовали, и ярко блестел отполированный каменный пол. Складные ширмы с нарисованными причудливыми птицами скрывали стены и окна.

Переступив порог, Эгинин сразу остановилась. Домон попытался спросить, где они очутились и зачем, но она заставила его замолкнуть взбешенным взглядом и бессловесным рычанием. Эгинин не двигалась с места, однако казалось, что она, вытянувшись в струнку, вот-вот едва ли на цыпочки не встанет. Словно драгоценность, она держала в руках то, что принесла с корабля Домона. Тот все ломал голову, стараясь понять, что же это могло быть.

Вдруг прозвучал приглушенно гонг, и шончанка пала на колени, осторожно положив рядом завернутое в шелк нечто. Глянув на нее, Домон тоже опустился на пол. У лордов вообще странные обычаи, и он подозревал, что у шончанских властителей привычки могут оказаться еще страннее, чем замашки известных ему лордов.

В дверях, в дальнем конце комнаты, возникли два человека. У одного левая половина головы была выбрита, а оставшиеся бледно-золотистые волосы заплетены в косу, свисавшую за ухом до плеча. Когда он шел, из-под длинного, густо-желтого цвета одеяния едва виднелись носки мягких желтых туфель. Второй носил голубую шелковую робу, украшенную парчовыми птицами и длинную настолько, что волочилась за ним по полу почти на спан. Голова его была чисто выбрита, ногти оказались длиной по крайней мере в дюйм, причем ногти на указательных и средних пальцах обеих рук покрыты голубым лаком. У Домона отвалилась челюсть.