Опять загудели прерванные разговоры, вытянутыми петлями начали взлетать почти до самого оштукатуренного потолка, в добрых четырех спанах, кольца жонглера. Акробаты же и не останавливались; женщина взмыла вверх со сложенных в замок рук партнеров, в свете сотни ламп блестя в полете смазанной маслом кожей, и приземлилась ногами на руки мужчины, уже стоящего на плечах второго. Он поднял ее вверх на вытянутых руках, а нижний атлет проделал то же самое с ним, потом она раскинула руки в стороны, словно ожидая аплодисментов. Никто из кайриэнцев словно и не замечал выступавших.
Верин и Ингтар потихоньку вклинились в толпу. Шайнарец удостоился нескольких настороженных взглядов; кое-кто смотрел на Айз Седай большими глазами, другие встревоженно хмурились, будто на расстоянии вытянутой руки от себя обнаружили бешеного волка. Подобные взгляды чаще кидали на нее мужчины, чем женщины, а некоторые женщины с нею заговаривали.
До Ранда дошло, что Мэт с Хурином уже на кухне, где собирали всех слуг, пришедших с гостями, и где они будут ждать, пока не позовут хозяева. Ранд надеялся, что им нетрудно будет потихоньку улизнуть оттуда.
Лойал склонился к юноше и тихо проговорил ему на ухо:
– Ранд, поблизости здесь Путевые врата. Я чувствую их.
– То есть тут была огирская роща? – негромко произнес Ранд, и Лойал кивнул.
– Когда ее высадили, стеддинг Тсофу еще не был заново найден, иначе огирам, помогавшим возводить Ал’кайр’раиеналлен, незачем была бы рощица в напоминание о стеддинге. Когда я проходил через Кайриэн в прошлый раз, тут повсюду стоял лес, и принадлежал он королю.
– Видно, Бартанес оттяпал его себе какой-то интригой. – Ранд окинул комнату нервным взглядом. Все продолжали беседовать, но не один человек и не два посматривали на него и огира. Ингтара Ранд не заметил. Верин обступила тесная кучка женщин. – Жаль, мы не можем оставаться вместе.
– Верин сказала «нет», Ранд. Она говорит, тогда все начнут что-то подозревать, рассердятся, считая, будто мы чураемся их. Мы обязаны заглушить все подозрения, пока Мэт и Хурин чего-нибудь не найдут.
– Что она говорила, я слышал не хуже тебя, Лойал. Но я по-прежнему считаю: если Бартанес – приспешник Тьмы, тогда он понимает, зачем мы здесь. Разбрестись поодиночке – все равно что попросить стукнуть по голове.
– Верин говорит, он ничего не станет предпринимать, пока не придумает, как ему нас использовать. Ранд, делай, что она нам сказала. Айз Седай знают, что делают.
Лойал отошел к толпе и не успел ступить и десяти шагов, как его взяли в плотное кольцо лорды и леди.
Остальные устремились к Ранду, оставшемуся теперь в одиночестве, но он развернулся в другую сторону и торопливо зашагал прочь. «Айз Седай-то, может, и знают, что они делают, но мне бы хотелось, чтобы я тоже знал. Мне это не нравится. Свет, как мне хочется знать, говорила ли она правду. Айз Седай не лгут никогда, но правда, которую ты слышишь, может оказаться совсем не той правдой, о какой ты думаешь».
Чтобы с ним не заговаривали гости, юноша продолжал идти. Он миновал анфиладу комнат, во всех полно лордов и леди, во всех давали представления: Ранд видел трех менестрелей в разноцветных плащах, еще больше жонглеров и акробатов, музыкантов, играющих на флейтах, биттернах, цимбалах, лютнях, а также на скрипках пяти размеров, на шести видах труб, прямых, изогнутых, скрученных спиралью, на десятке всевозможных барабанов – от литавров до тамбуринов. Кое на ком из игравших на рожках и трубах Ранд задержал взгляд – у кого они были скручены, – но все инструменты были обыкновенными, медными.
«Дурень, не стали бы они вытаскивать Рог Валир сюда, – подумал он про себя. – Если только Бартанесу не вздумалось подать мертвых героев как часть представления для гостей на своем приеме».
Здесь был даже бард, в отделанных серебром тайренских сапогах и желтой куртке. Он расхаживал по комнатам, пощипывая струны арфы, изредка останавливался и декламировал какие-то строфы высоким слогом. Он пренебрежительно глядел на менестрелей и не особо задерживался в комнатах, где они выступали, но между ними и бардом Ранд не заметил большой разницы, если не считать одежды.
Неожиданно сбоку от Ранда зашагал Бартанес. Мигом ливрейный лакей, поклонившись, протянул ему серебряный поднос. Бартанес взял бокал дутого стекла. Пятясь и по-прежнему согнувшись в поклоне, слуга держал поднос перед Рандом и отошел в сторону, растворившись в толпе, только когда юноша отрицательно покачал головой.
– Вы кажетесь взволнованным, – заметил Бартанес, потягивая вино.