Великая разруха. Воспоминания основателя партии кадетов. 1916–1926

Задержался в Харькове, т. к. не удалось еще связаться с Москвой и кое-что еще здесь доделать (организовать). Уже более трех недель живу здесь все в гостинице (хорошей), что и дорого, и с конспиративной точки зрения плохо. Вообще пора переменить место. Кроме проф. ***, узнавшего меня на улице в первый день, по слухам, меня узнал еще один господин, знавший меня в Севастополе. Может быть, еще и другие узнали. Неприятно бывает, когда вглядываются, оглядываются на меня. Правда, вид у меня – обросший, необычный – среднее между К. Марксом и богом Саваофом. Днем на людных улицах и в трамваях стараюсь менять обличье (очки, прихрамываю и пр.). Был раз в театре, 2 раза в кино «Коллежский регистратор», Пушкинский «Станционный смотритель» с переделанным концом, очень хорошие русские, зимние пейзажи, тройки ямщицкие, деревни, лес и пр. Народа всюду масса, оживленная жизнь бьет ключом, несмотря на дороговизну (в 3 – 31/2 раза дороже Парижа). Хороши трамваи, автобусы, милиция, пригородные поезда в дачные местности. Плохи тротуары и поливка. Пыль. Жара и духота. Замечателен молодой (лет 25) загородный парк – подражание лесу с березовыми, хвойными и лиственными рощицами и лужайками. Запущен. Полная иллюзия натурального леса. Часто бываю в нем, лежу, читаю. В Троицын день за небольшую плату – гулянье. Десятки тысяч. Переполнен. На свидания для разговоров езжу туда же. Арест милиционером какого-то субъекта и отобрание у него револьвера. Другой раз арест на улице несколькими милиционерами сопротивлявшегося ломовика. У конных милиционеров – хорошие лошади жандармского типа. На базаре арест крестьянки, торговавшей без свидетельства. Она удачно упиралась и сопротивлялась двум милиционерам, которым, кажется, так и не удалось ее арестовать. Рынок старый, крытый, благоустроенный, чистый. Вокруг лавки ларьки, латки и телеги крестьян. Продуктов масса, как и в магазинах, но все на валюту страшно дорого. Обед в маленькой столовой из двух блюд (хороший) 65—80 коп. Милиционеры подают знак свистком, и извозчики и ломовики беспрекословно сворачивают. В столовых, на улицах почти все одеты бедно, демократично: рубахи белые или темные, толстовки, косоворотки, молодежь – много рабочих и под рабочих в кепках или татарских ермолках (на это теперь идет парча), с засученными рукавами, с открытым воротом, с решительным видом. У очень многих – портфели, т. к. все служат. Очень распространено радио. На массе домов – радиоприемники. На некоторых площадях вечером – громкоговорители. Часто слушаю таким образом популярные лекции, музыку. На бульварчике вечером на «горке». Изредка видаю *** в больничном саду и *** у него (с женой). Раз к вечеру поехал на дачу к ***. Дожидался на скамье часа полтора. Узнал. Обрадовался. В дачных поселках – водопровод и электричество. Немного поговорили. Условились видеться в Харькове (в противоположность *** сменовеховцу ***, говорит: «Власть стоит вверх ногами, все на обмане»). В Полтаве рабочие беспорядки недавно были, пришлось им прибавить, милиция не могла ничего сделать и т. п. Но гнет и запуганность страшные. Дачные поезда (канун Троицы) отходили из Харькова переполненными. Поезда – аккуратно. Порядки. Чистота в вагонах. Троица по ст. ст. 22.VI. В приходской церкви – мало народу. В трех соборах (Благовещенский на базаре, кафедральный и украинский) народу много. Величествен, своды. Во всех трех пение превосходное, в одном лучше другого. Не уступают лучшим московским хорам. Потом часто ходил в эти соборы на всенощную и к обедне в воскресенье. Сидел на скамейке и наслаждался чудным пением (склонность к концертам) и наблюдал молящихся. Есть молодежь, но немного. Как будто свобода религии. Церкви открыты, колокола гудят на главных улицах. А служащие в некоторых учреждениях и, например, студентки боятся ходить, чтобы не потерпеть. В церкви видел вновь старую Россию, степенный староста с тарелкой, седой сторож-мужичок в кафтане с седой бородкой, истово крестившийся, на вид старый чиновник, ставящий свечи, прикладывающийся ко всем иконам, молодой рабочий или приказчик в серой блузе с симпатичной женой в платочке и 3 сыновьями 4—6 лет в таких же блузках, которых они заставляют хорошо стоять, наклонять головы и т. п., более пожилых женщин. Усердно молятся. В соборе служит митрополит, в хоре поют солисты из оперы. На Украине автокефальная церковь. Среди духовенства полный раскол, много живоцерковников. Духовенство оказалось не на высоте: плохой отпор большевикам. В украинском соборе – службы по-украински («нехай будэ благословение Божие на Bcix вас», «нехай прiидэ царствiе Твое» и т. п.). В конце всенощной поется молитва – гимн украинский за спасение Украины. Большинство становится на колени. До чего разлад и падение духовенства: утверждают, что один архиерей – чекист. Т. к. в Троицу столовые и булочные открыты, то в понедельник – Духов день по ст. ст. попался: все было закрыто. Провизией не запасся. Даже кипятку нельзя достать. Наконец надоумили пообедать на вокзале, где купил и хлеб. Оказывается, в Духов день теперь празднуется День отдыха. По вечерам хорошие концерты на площадях, громкоговорители. 22.VI в 5 час. на главной площади демонстрация против английского меморандума. Хорошо организовано. Принуждены все служащие в учреждениях идти, как и от сбора в пользу английских забастовщиков нельзя отказаться, так что то и другое – принудительный характер. Часа полтора стоял в толпе. Масса красных знамен с золотыми надписями. Картонные плакаты (5 – 7 тысяч). С балкона Дворца труда главари украинской республики и профессиональных союзов – речи. Аплодисменты, ежеминутно – Интернационал (проф. союзн. оркестры). Резолюция принимается поднятием руки. Я руки не поднимал и фуражки не снимал во время Интернационала. В Полтаве были на днях рабочие беспорядки. Милиция и войска не могли или не хотели с ними справиться, и рабочим прибавили плату. Слухи, что в Москве крупные рабочие беспорядки (проверить). В газетах, разумеется, ничего. Евреев очень много в Харькове (80 000?). Во всех учреждениях доминируют. Антисемитизм очень силен среди интеллигенции и, говорят, среди крестьян. В воскресенье на ту же дачу по ж. д. Народу масса. Все время страшная жара (36°). Перепадают небольшие дожди, грозы. И ночи душные. Пообедав у ***, пошел с ним к ***. Интересный разговор о местных настроениях. Все (и жены и дочери) служат в различных учреждениях. Жена *** из Чернигова, знала Николу (нашего старшего брата. – П. Д.). Пьем чай, кофе, вино в саду. Потом с *** и ребятишками идем по хорошей лощинке с хатами к пруду, где купаемся. Огромное наслаждение. Живописное место. Покос в разгаре. Чисто малороссийский пейзаж. Затем присутствовал на домашнем концерте, *** отличный пианист. Со скрипкой и виолончелью – трио Аренского и Чайковского. Потом ходил с *** по рельсам и разговаривал. Говорят, что крестьяне ругают большевиков, но пассивны. Мои прогнозы как будто верны. Поезд и трамваи переполнены. Философское восприятие. Разговор с проф. *** в парке. Выясняется его окончательное сменовеховское пасование пред большевиками, как пред стихией, отсутствие национального чувства, трусость (сваливает на жену). Просил больше у него не бывать. Дороговизна устрашает меня. За доллар, который в Париже представлял большую величину, здесь дают всего 2 р. 20 коп., т. е. в день минимально надо истратить 6 – 8 руб… Вероятно, весь план поездки поэтому не придется выполнить; Волгу, Кубань отставить, а жаль, раз что я уже здесь. Телеграфировал в Париж… Семенову, еще переслать 150 дол. Скоро мой фонд истощится. На улицах полное отсутствие войск и военной музыки. Может быть, в лагерях? Томлюсь в гостинице. Ремонт. Грязь и вонь. Прислуга отвратительная: 5 раз горничная совсем не убирала. Надеюсь завтра съехать на квартиру.