В феврале в Новороссийск все прибывала военная и гражданская публика, и в то же время началась эвакуационная лихорадка, причем ею обуревались и молодые и одиночки. И на собраниях и в газете я горячо восстал против этой паники тыла, которая не могла не отразиться и на фронте. Вот что я, между прочим, писал («Свободная речь» от 6 февраля).
Лицом к России
«Мы работали для Добрармии и в Совдепии с ее возникновения. Работали на нее в Москве, в Екатеринодаре, в Ростове и будем работать в Новороссийске.
При ее успехах и продвижениях мы были с ней и радовались ее радостями. И в черные дни, при ее неудачах и после ее катастрофического последнего отступления, мы обязаны быть с ней и с Деникиным. Не только мы обязаны сами проявлять гражданское мужество, но и должны призывать к нему и других, предостерегать от гражданского дезертирства. Если мы имели право гордиться успехами Добрармии, посильно работая на нее, то и в ошибках власти мы, как и другие, повинны. Все мы должны учитывать эти ошибки; как и армия, мы обязаны перестроиться и с удесятеренной энергией продолжать работать на нее.
Ничего нет легче и неправильнее, как заявлять, что власть Добрармии не слушала наших предостережений, а потому и провалилась. Если и провалилось что-то, то провалились мы все вместе. Правые говорят, что следовало бы провозгласить принцип монархии, за который якобы охотно пошел бы умирать народ; левые видят причину неудачи в недостаточной демократичности реформ и в реакционности власти. Таким образом, каждый дует в свою дудку; как и ранее, многие не способны встать даже в такие моменты на надпрограммную национальную высоту и не учитывают всю сложность задач и конструкции Добрармии, всю необычность условий ее возникновения и обстановки, при которых ей приходится бороться.
Если Добрармия потерпела неудачу, то ее идея, ее лозунги не побеждены и в конце концов, несомненно, восторжествуют над ложью и насилием большевизма.
Правда, мы временно приперты к морю. И Новороссийск представляет из себя пока более неблагоустроенный эвакуационный пункт малодушных обывателей, чем средоточие возрождения и перестроение власти.
Многие уже уехали. Другие, одержимые стадным инстинктом и паникой, с растерянным видом, мутными глазами смотрят на море, чтобы куда-нибудь да уехать. И среди них много не старых, способных работать и в тылу и на фронте. Пусть старики, женщины, слабые обыватели уезжают, но граждане, способные держать в руках винтовку, лопату или перо, должны остаться.
Пусть они станут спиной к морю и лицом к России. И, вглядевшись в ее многострадальный лик, русский гражданин не уедет зря.
На Серебряковской – толпа беглецов. Десятки знакомых задают все тот же вопрос: «Надолго ли остаетесь, куда едете?» – «Остаюсь пока в Новороссийске». – «А потом?» – «А потом, даст Бог, на Ростов, на Харьков» и т. д.
Сами в состоянии психоза, они на вас смотрят как на помешанного».
В том же духе я написал ряд статей, стараясь главным образом воздействовать на интеллигенцию и пристыдить ее. Последняя моя статья была 8 марта. В это же время возникло Общество добровольных отрядов, председателем которого я был. По этому поводу я писал («Свободная речь» от 13 февраля):
«Когда спасение Родины зависит главным образом от военного успеха и армия претерпевает трагическую неудачу, обязанность всякого гражданина, даже и непризывного возраста, могущего носить оружие, – становиться в ряды армии и пополнять урон фронта. И прежде всего именно интеллигенция должна провозгласить лозунг «Все на фронт» и претворить его в жизни. Союзники в Новороссийске и Харькове говорили: «Среди русской интеллигенции много талантливых, может быть, гениальных людей, но нация потеряла сердце. Мы не видим подлинного патриотизма. Вместо защиты Родины только все и думают о бегстве из России».
И действительно, просить помощи у англичан, призывать славян проливать кровь за Россию мы можем только будучи сами мужественны и патриотами. Роль «гнилой», как ее называют, интеллигенции показать в подобную минуту всему свету, что русская нация, потеряв почти всю территорию, не потеряла своего сердца. Надежда на спасение организма возможна, пока бьется сердце. Замерло сердце – организм обречен на смерть и разложение.
Нельзя смотреть на себя как на соль земли, которую нужно беречь в интересах будущего в сухом и безопасном месте. Эта соль будет подмочена и потеряет всякое значение. Все, кто может, должны идти в армию для несения гарнизонной службы, для защиты от банд и главным образом для пополнения убыли на фронте».