Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920

   Керенский не преминул указать на то, что в правительстве представляет революционную демократию он один. Это была и правда, и неправда. Он был единственным министром, который также занимал ответственный пост в Совете (заместитель председателя), но официально Керенский не был в правительстве представителем Советов. С другой стороны, он был не совсем один. Даже в вопросе «отечество против гуманизма» у него были два верных союзника – Некрасов и Терещенко. Эти двое представляли собой странный тип «интернационалиста», связанного не с социализмом, а с русским масонством. Славянофильский интернационалист князь Львов и масонские интернационалисты Некрасов и Терещенко, которых поддержал «циммервальдец» Керенский, заставили Милюкова капитулировать – по крайней мере формально. Декларация о военных целях была направлена союзникам как официальный документ. Но даже здесь этот изворотливый дипломат сумел найти выход. Милюков добавил к документу предисловие, приравнивавшее декларацию о целях войны к «высоким идеям, которые постоянно выражают многие выдающиеся общественные деятели в союзных странах». Он заявил, что в России существует «народное стремление» довести войну «до победного конца», получить «санкции и гарантии» (аннексий и контрибуций?), которые сделали бы новые войны невозможными. А в конце документа еще раз пообещал «выполнить обязательства России перед союзниками» .

   Фразы первоначального обращения, которые сам Милюков назвал «уклончивыми», в свете этого комментария стали более чем двусмысленными.

   Постоянное упоминание Милюкова о российских обязательствах уже помогло большевикам добиться принятия резолюции на крупнейших предприятиях Петрограда («Треугольнике», фабрике Парвиайнена и др.), требовавшей публикации тайных договоров, чтобы выяснить обязательства России перед союзниками и решить, совместимы ли они с демократическим сознанием революционной страны. Это стало дополнительным козырем в их игре.

   Нота Милюкова буквально потрясла большинство Совета. Оно расценило это как намеренный удар в спину, провокацию и вызов. В любом случае это был обман. Вместо обещанного обращения к союзникам с отказом от завоевательной политики была сделана попытка растворить предыдущие не слишком вразумительные заверения в море дипломатических банальностей.

   Даже дата ноты Милюкова выглядела насмешкой. Она была подписана 18 апреля по старому стилю, то есть 1 мая по новому. В этот день в России по традиции отмечали праздник международной солидарности трудящихся. 18 апреля по улицам Петрограда прошли грандиозные демонстрации; российский рабочий класс чувствовал себя сильным, как никогда прежде.

   Встревоженный Исполнительный комитет Совета собрался в ночь с 19 на 20 апреля и еще не успел обсудить случившееся, как пришла новость, что Финляндский, Кексгольмский и 180-й пехотный полки, а также экипажи Второго Балтийского флота по собственному почину вышли из казарм и двинулись к Мариинскому дворцу, чтобы арестовать Временное правительство. Во всех рабочих предместьях собираются толпы, готовясь провести демонстрацию в центре города. «Измена! Провокация!» Других слов для характеристики действий правительства у них не было.

   Пришлось принимать срочные меры. К солдатам и рабочим послали делегации, которые должны были убедить их воздержаться от насилия, пока Совет не уладит конфликт с правительством. К счастью, в это время Мариинский дворец был пуст. Собравшиеся воинские части после успокаивающих речей членов Совета послушно вернулись в казармы.