Вечером 20 апреля Временное правительство встретилось с Исполнительным комитетом Совета. Члены правительства сделали доклады о тяжелом, почти критическом положении страны, словно пытаясь создать впечатление, что ссоры из-за текста декларации – пустяк по сравнению с острой необходимостью предпринять срочные усилия по недопущению неминуемой катастрофы, которая погубит все завоевания революции. С дрожью в голосе Гучков описал трагедию людей его типа; вынужденные выбирать между царизмом и родиной, они нарушили свои клятвы и присоединились к революции, но теперь поняли, что это последнее героическое средство не может спасти страну. Князь Львов сказал, что правительство не цепляется за власть; оно хотело и хочет передать ее вождям Совета, если те думают, что справятся с ситуацией лучше. Представители Совета задумались; в глубине души они чувствовали еще более сильное отвращение к власти и связанной с ней ответственности, чем прежде. Внешне они держались твердо; серьезность общего положения усиливала необходимость в логичной и активной внешней политике. Суханов говорил о том, что каждый день продолжения ненужной войны представляет крайнюю опасность для революционной России. Чернов сурово критиковал всю деятельность министерства иностранных дел. Признав способности своего политического оппонента Милюкова, он сделал вывод, что тот был бы очень полезен на посту министра народного просвещения, но в качестве министра иностранных дел будет оставаться источником слабости правительства и отрыва последнего от страны; публичное подтверждение военных целей царской России делает Милюкова абсолютно неприемлемым для демократии трудящихся. Церетели искал формулу, с которой Временное правительство могло бы согласиться без внутреннего сопротивления и которая в то же время могла бы удовлетворить возбужденное политическое сознание масс.
Наконец к вечеру 21 апреля согласились на том, что правительство объяснит народу два пункта своей ноты. 22 апреля оно заявило, что упоминание о желании народа «одержать решительную победу над врагом» означало желание победы идеи отказа от завоеваний, а «санкции и гарантии» – не одностороннее наказание побежденных (как сначала поняли в кругах, близких к Совету), а систему международных трибуналов, ограничение вооружений и другие всеобщие меры. Большинство Совета сочло, что настаивать на дальнейшем уточнении формулировок нет необходимости. Оно решило облегчить правительству путь к отступлению. Поражение Милюкова и увеличившаяся вероятность его отставки были важнее слов.
Но поздно вечером 20 апреля, когда «центристы» Совета сумели успокоить рабочий и солдатский Петроград, буржуазный Петроград тоже вышел на улицу, чтобы оказать моральную поддержку своему министру, которому угрожала рабочая демократия. Милюков говорил с демонстрантами со своего балкона. Когда он сказал, что за криками «долой Милюкова» слышатся крики «долой Россию», буржуазная толпа разразилась долгими и громкими аплодисментами. Эти слова соответствовали старой формуле «государство – это я», непременному атрибуту сильной власти. Но скоро буржуазии предстояло узнать, что в устах штатского такая фраза звучит куда менее грозно, чем в устах человека, плечи которого украшены генеральскими погонами.
Слуха об этой демонстрации было достаточно, чтобы 21 апреля снова разбудить рабочий Петроград. На сей раз демонстрацию начала Выборгская сторона, где позиции большевиков были особенно сильны. При этом район отказался подчиниться даже Центральному комитету своей партии. Демонстрация прошла под лозунгом «Долой Временное правительство!» Рабочие призывали повторить февральские дни и, возможно, произвести новый переворот. Ленин и его штаб считали это преждевременным и незрелым, но они были беспомощны. Демонстрантов не смогла уговорить разойтись даже делегация Совета, которую возглавлял председатель последнего Чхеидзе.
Тем временем начали приходить новые тревожные сообщения. Воинские части с артиллерией снова собрались на Дворцовой площади. На этот раз ими руководил командующий Петроградским военным округом генерал Корнилов. Другие части отказались ему подчиняться, начали митинговать и спрашивать Совет, что делать. Казалось, на улицах и площадях Петрограда вот-вот вспыхнет гражданская война. В тот вечер начались столкновения между демонстрантами, выступавшими за и против Милюкова и Временное правительство. Звучали выстрелы. Красногвардейцы Выборгской стороны решили доказать, что улица принадлежит им, а не буржуазной «хорошо одетой» публике.
Как всегда, каждая сторона обвиняла в столкновениях другую. Обе подозревали провокацию какой-то зловещей «третьей силы». Кадеты говорили о немцах, действовавших за спиной большевиков, большевики – о монархистах, действовавших за спиной кадетов.