Великая смута

— В автобусе оштрафовали. Как злостную неплательщицу.

— Уплотила? — вякнула Вера, жительница Подмосковья.

— А то! Два бугая навалились: «Гони десятку, не то сдадим в отделение». Отдала: «Подавитесь!» В кошельке два рубля осталось до получки.

Кто-то глубоко вздохнул, кто-то просто дух перевел.

— Как же ты теперь? — еле разжала губы молчунья Галя.

— Буду бутылки из-под пива собирать.

— Ты что, совсем?

Катюха сорвалась и затараторила, словно из пулемета.

— От жизни вы отстали. Теперь это бизнес называется. Сосед наш по площадке — настоящий ученый, доцент называется. И то не брезгует. Признался, что на стекле зарабатывает поболее, чем у себя на кафедре.

Компания ожила, задвигалась. Работницы принялись приводить себя в порядок. Появились зеркальца, помада.

— В профком завтра наведаюсь, — важничая, обронила Пелагея Ивановна. — Доложу об инциденте.

— А я слыхала, другие предприятия своим людям проезд оплачивают, — молвила Галя, из новеньких.

— Рано вопрос заострять, — начальственно изрекла профсоюзница. — Давно ль стали зарплату в срок получать? Погодим еще маленько, а там и объявим декларацию.

Тут как раз и время обеденное истекло.

— Ой, девчонки, поглядите, кто пришел! — заверещала смазливая Аленка. — Какой маленький, пушистенький.

Извиваясь, припадая животиком к асфальту, крался крохотуля-котик. Он изображал охотника. Впереди себя катил стальной шарик, напоминающий серенького мышонка.

От малейших прикосновений шарик метался из стороны в сторону. Котик при этом ярился, утробно урчал. Вдруг, дугою выгнув спину, взмыл в воздух. И уже сверху набросился на воображаемый объект охоты.

— Какой он ловкий да умненький.

— Прямо артист.

— А ведь он заводской, нашенский. Пойду молочка ему вынесу, — сказала Катерина. И как ни в чем ни бывало побежала в подсобку.

За ней и остальные потянулись, оживленно судача на ходу.

У ХЛЕБНОГО ЛОТКА

Женщинам не откажешь в проницательности. Наш брат, мужик, иной раз в упор глядит, но ровным счетом ничего не видит. А женщины вроде бы и не смотрят, однако видят насквозь. Правда, впечатления не торопятся высказывать, накапливают факты. На сей раз эмоции взяли верх.

— Таня, — обратилась к лотошнице, торгующей хлебоизделиями, работница в белом халате.

Та и бровью не повела.

— Что я хочу сказать, Таня, после налога с продаж булочка «Московская» не только подорожала, а и полегчала в весе.

— Еще чего!

Неспеша достала накладную. Нашла нужную строку:

— Как весила 95 граммов, столько же и сейчас.

— Это на бумаге, — не отступала покупательница. — Вот мы на своих аптечных в лаборатории взвесили. В каждой всего восемьдесят граммов.

Очередь загомонила. Обсуждали уже не только данный случай воровства, а весь нынешний рынок как таковой.

— Нынешняя власть слишком много воли дала торгошам. Вот они сообща и творят, что хотят.

— Помните, эта самая булочка прежде стоила всего 24 копейки. И было в ней ровнехонько двести граммов.

— Бывало, съешь ее, полдня ходишь сытый.

— От нее ванильный дух шел.

— Корочка от масла лоснилась.

— Что было, то быльем поросло.

Говорили двое или трое. Остальные слушали да слюнки глотали. Торговля застопорилась. Лотошница тоже включилась в общий разговор.

— Все от того, что наши пекари перешли на турецкую технологию, — пояснила она со знанием дела.

Тем самым как бы хвороста в огонь подбросила.

— Во-во, турецкая теперь у них технология. Где же наша?

— Потому и булочки стали, как воздушные шарики. Чуть дунешь, они летят.

— Бессовестные. Нет на них народного контроля!

Обычно расторопная и развязная, тут наша Татьяна прикусила язычок. Приняла покорно-показушный вид.

— Передам претензии хозяину.

Прошло дня три. Думаю, дай-ка проведу собственный эксперимент. Купил у Татьяны четыре булочки и отнес в главный заводской буфет на экспертизу. Буфетчица, не задавая вопросов, взвесила товар на опробированных весах. В каждой штучке оказалось ровнехонько восемьдесят граммов.

Прямым ходом направился в общезаводской профком. Председателя на месте не было. Зашел к заму А. С. Ломову. Сидел, развалившись в кресле, холеный, вальяжный. Такого товарищем не назовешь, смотрится господином. В кабинете я насчитал четырнадцать стульев. Ходоку сесть не предложил.

— Ну, что там у вас? — раздался голос раздраженного оратора.

— У нас ничего. А у вас?

Возникла нештатная ситуация. Заводской чиновник мгновенно перевоплотился в дядю-добрячка.

— Я весь — внимание!

Немного погодя господин Ломов поднялся с насиженного кресла, встал рядом со мной.

— Как мне докладывали, вы у нас на ГПЗ — новичок. Специфики нашего предприятия, естественно, не знаете. Народ же у нас хотя и вспыльчивый, однако быстроотходчивый.

Александр Иванович пытливо заглянул мне в глаза, дабы убедиться, что слова его дошли до цели и дали желаемый результат. Затем, по правилам формальной логики, от общего перешел к частному.

— Казус с булочками нам известен. Да и речь-то идет всего о трех граммах. Стоит ли игра свеч?

— Извините, о пятнадцати.