Великая стена

— Дорого вам обошелся этот отвлекающий маневр.

— Не так уж дорого. Я солгала вам, сказав, что мы не проводили клонирования. Мы занимались этим — но лишь для того, чтобы создавать тела без мозга. Еще до старта корабли были полны трупов.

В первый раз с той минуты, как Клавэйн покинул Деймос, он улыбнулся, позабавленный явными отклонениями в мышлении Галианы.

— Разумеется, была еще одна цель, — добавила она. — Эти корабли провоцировали ваших людей на прямую атаку гнезда.

— Значит, все это было заранее задумано?

— Да. Нам требовалось привлечь ваше внимание, чтобы вы сосредоточили вооруженные силы на низкой орбите, поблизости от гнезда. Разумеется, мы надеялись, что нападение начнется позже… но мы не знали о заговоре Уоррена.

— Значит, вы что-то замышляли.

— Вот именно.

Следующий «патрон» нырнул в дыру, на впускных рельсах потрескивал озон. Теперь снарядов осталось только два.

— Мы можем поговорить позже. Времени мало. — Она создала в его визуальном поле изображение Стены, наполовину испещренной гигантскими трещинами. — Она рушится.

— А Фелка?

— Она все еще пытается спасти Стену.

Клавэйн взглянул на Объединенных, которые забирались в первый «патрон», и попытался представить, куда они полетят. Может быть, это какое-то убежище, которое ему знакомо, а может быть, это находится за пределами его понимания и для него равносильно смерти? Найдутся ли у него силы проверить это? Возможно. В конце концов, теперь ему нечего терять; он наверняка больше не вернется домой. Но если он последует в изгнание за Галианой, то всегда будет мучиться от сознания, что бросил Фелку.

Ответ, когда он пришел, оказался прост:

— Я возвращаюсь за ней. Если вы не можете меня ждать, не нужно. Но не пытайтесь меня остановить.

Галиана, взглянув на него, медленно покачала головой:

— Она не поблагодарит вас за то, что вы спасли ей жизнь, Клавэйн.

— Может быть, позже, — ответил он.

У него было такое чувство, что он возвращается обратно в горящий дом. Если вспомнить, что говорила Галиана насчет безумия Фелки — что, строго выражаясь, она мало чем отличалась от автомата, — его поступок не имел смысла, был просто самоубийством. Но если он ее бросит, он сам перестанет быть человеком. Клавэйн совершенно неверно понял слова Галианы о том, что девочка им дорога. Он считал, что они привязаны к ней… а Галиана хотела сказать, что этот ребенок обеспечивает их существование. И вот, когда гнездо было покинуто, в ней больше не нуждались. Неужели Галиана теперь сама стала холодна, как машина, — или она была просто ужасно реалистична? После одного-двух ошибочных поворотов он нашел детскую и комнату Фелки. Его имплантаты снова создавали в воздухе призрачные картины. Теперь огромные расщелины в Стене достигали поверхности Марса. От Стены откалывались куски размером с айсберг, они лежали на марсианской пыли, словно гигантские осколки стекла.

Фелка проиграла, она сама понимала это. Это была не просто очередная трудная фаза игры. С этим она не в силах была справиться, и по лицу ее было ясно, что она знает. Она по-прежнему яростно размахивала руками, но лицо ее покраснело, его исказила гримаса обиды, гнева и страха.

Казалось, она впервые заметила его.

Что-то проникло сквозь ее скорлупу, решил Клавэйн. Впервые за многие годы произошло событие, с которым она не могла справиться, событие, угрожавшее разрушить аккуратную геометрическую вселенную, созданную ею для себя. Может быть, она и не отличала его лицо от лиц остальных людей, окружавших ее, но она наверняка поняла что-то… поняла, что мир взрослых гораздо больше ее мира и что только оттуда может прийти спасение.

А затем она совершила то, что неописуемо потрясло его. Она взглянула ему прямо в глаза и протянула руку.

Но он ничем не мог помочь ей.

Потом — ему показалось, что прошли часы, хотя на самом деле миновало минут двадцать-тридцать — Клавэйн обнаружил, что снова может нормально дышать. Они покинули Марс — Галиана, Фелка и он, летя на последнем «патроне».

И они были еще живы.