Великая степь

Но военных кораблей здесь не оказалось. Да и предшествующая служба мичмана Ткачика, честно говоря, проходила отнюдь не на бескрайних морских просторах. На Девятке Ткачик оказался полгода назад по другим делам. Делам, связанным с морем весьма опосредованно — через обеспечение безопасности прибывших на приёмные испытания суперрадара группы флотских офицеров. (Российский Флот, как ни старались его превратить в береговую флотилию объединённые усилия и наших, и заморских политиков, с большим-таки интересом поглядывал на Индийский океан и на то, что над океаном творилось…)

Они там до сих пор и остались — на двойке, на четвёртой линейке. Ткачик оказался снаружи. В напряжённых событиях первого месяца после Прогона, когда никто не понимал ничего, и многие споры на тему: что делать? — чуть не доходили до драки — тогда мичман сразу и без колебаний встал рядом с Гамаюном. Хотя, в отличие от Багиры, Лягушонка и некоторых других, общее боевое прошлое Ткачика с подполковником не связывало.

2

Если честно — здешняя и нынешняя жизнь ему нравилась. Семьёй к тридцати девяти годам морпех не обзавёлся, тосковать не о ком. К кочевой, достаточно опасной жизни Ткачик привык давно и в достижениях передовых технологий не слишком нуждался. Сила и решительность ценилась здесь и сейчас куда выше, чем в старом мире. На женщин, при всей их избалованности мужским переизбытком, двухметровый атлет Ткачик действовал безотказно…

Ну и что ещё простому морпеху надо? Правда, простым морпехом он не был. Но об этом никто, даже Гамаюн, не знал. Только сам Ткачик.

3

С самого утра, с идиотского покушения, в мозгу у Тка-чика засела какая-то заноза. Он и рад бы её вытащить и выбросить — да никак не мог понять, в чём она состоит.

Мичман снова и снова крутил в мозгу весь видеоряд происшествия у «Хилтон-Девятки».

Вот пацан останавливается перед Гамаюном, вот поднимает руку, куртка сваливается на землю… И так далее, кадр за кадром, до появления ребят Скоробогатова и рывка Багиры за горе-киллером. Не то, всё не то. Но что-то ведь тогда резануло по восприятию, обдало, как холодной водой, чувством неправильности… Тогда анализировать свои чувства времени не оказалось — ситуация требовала активного вмешательства. А теперь, когда мимолётное чувство-сигнал «всё не так!» прошло, стало не понять, — отчего, собственно, оно появилось.

Ткачик искал ответ — и не находил.

Подойти к старшому? С чем? Спросить других свидетелей, Багиру и Лягушонка? О чём? Другой бы давно плюнул и успокоился, решил бы: померещилось. Но мичман хорошо знал, что мнительностью страдать не склонен. И ещё — Ткачик во всём привык докапываться до сути…

Час назад он наконец понял, что допустил ошибку в методе поиска: заранее связал источник своей неосознанной тревоги с покушением, с пареньком и его дурацким оружием. Стоило копать шире. И глубже.

А что было там ещё? Рядом? Да ничего особенного, воду привезли, народ фляги по домам разносил, очередь к прицепу стояла с канистрами, трепалась о чём-то… Кстати, о чём?

Ткачик напряг память, которой не без оснований гордился — но вроде ничего криминального в услышанных обрывках разговоров не припомнил. Банальный трёп, банальные сплетни: про аж восьмидесятиметрового айдахара, про новый опус Мери Мейсон, про чью-то свежеснятую бабу с во-о-от такенными сиськами… Двое, правда, толковали о чём-то серьёзном. Один говорил о «баранках» и литрах, другой торопливо заткнул ему рот. Тоже ничего особенного, обычные делишки чёрного рынка — по мелкости своей никак они не могли Ткачика зацепить…

Значит, не разговоры. Значит, что-то другое… Но что?

Ещё Ткачик, подходя, точнее, подбегая трусцой, окинул взглядом «Хилтон». На крыльце стояла Багира. Одна. Нет, конечно, она в прикиде путаны-любительницы удивить может, но чтобы встревожить… Или что-то зацепило тогда глаз в одном из окон? Ничего не вспоминалось…

Ткачик прокручивал в памяти ленту утра в обратном порядке. Вот он лёгкой трусцой вывернул из-за угла, увидел гостиницу, водовозку…

Стоп машина!

Ткачик наконец нашёл, что так долго искал.

4

Странность номер один: четвёрка загорелых, до пояса обнажённых бойцов-грузчиков, подающих сверху бидоны и фляги. Мелкая странность, никакого криминала — в другой момент Ткачик её бы и не заметил. Но не тогда — мичман изощрял зрение и мозг в напряжённых поисках необычного…

Необычность состояла в следующем: эти четверо всегда подавали ёмкости вниз весело, с шуточками-прибау-точками, в белозубом сиянии усмешек. Оно и понятно: вернулись благополучно из очередной ходки к источнику — хоть всего десяток километров степью, а бывало всякое… Сегодня же четвёрка водовозов двигалась внутри кузова ЗИЛа молча, сонно, заторможенно.

Причин тому могла быть масса — и все безобидные. Мозг Ткачика отметил отличие, мгновенно оценил, признал безопасным — и занялся дальнейшими поисками…

Вторую странность Ткачик тогда не успел осознать — потому что через секунду-другую наконец увидел киллера…

Кувшин!