Великая тайна Фархелема

— Хотя есть же случаи, известные всей Лоруане, — напомнил Донот. — На военном учении — само выстрелило орудие, которое никто не заряжал. В пустой комнате министерства — выпал из чьей-то руки, и не был найден ключ от сейфа с секретными документами. В другом министерстве, на другом сейфе — кто-то нашёл свежий отпечаток руки давно умершего человека. Фотолюбитель по ошибке проявил неэкспонированный фотоматериал — оказалась, пусть низкого качества, тоже копия секретного документа. В полицейском архиве кто-то нашёл старое нераскрытое дело о пропавшем без вести человеке — а пропавшим значился он сам. И те, кто как будто вели дело — говорят, были в шоке, не узнавая документов, написанных их почерками…

— А ещё в кинохронике времён войны зрители вдруг увидели, как войска Центральной Лоруаны идут в бой под вражеским знаменем, — добавил Итагаро. — И как раз чётко видно: форма — одних, а знамя — других. И тоже осталось загадкой: что за съёмка, где и когда сделана…

— И никто не сумел объяснить эти случаи, — продолжал Донот. — Но нераскрытых преступлений быть не должно, и никто не должен уйти от ответственности… Хотя тут-то за что отвечать? Как говорят — «расплачиваться с обществом»? Какое нарушение чьих прав? Но всюду назначены ответственные за безопасность чего-то — и им не оправдаться, что не всё в человеческих силах, а что-то и неизвестно науке. И принято искать в первую очередь не объяснение, а виновных…

— А семья, дети? — добавил Минакри. — Ни в чём не виноваты — а шок для них! Вот и слухи ещё — о человеке, что убивал исключительно представителей власти. У него ещё в детстве посадили в тюрьму кого-то из семьи, и формально было за что, а для него, ребёнка, с этим — будто рухнул мир…

— Это — кого ещё пытались поймать на того же родственника как на приманку? — вспомнил и Итагаро эту неизвестную Джантару историю. — Хотя само по себе незаконно… Выманили на переговоры, где-то в пещеру в горах, привезли и того — будто на условиях, что разрешат обоим покинуть страну…

— И нашли только самих тюремщиков, непонятно как накачанных снотворным, — продолжал Минакри. — А тех обоих с тех пор ищут… За то, что ему и поломали жизнь… Хотя говорю же: кто думает о семье, детях? А с другой стороны… У нас в Риэланте, где я жил раньше, действительно и взрослые боялись лишний раз выйти вечером на улицу, а детей просто грабили, облагали данью за проход из школы к себе на этаж — но задержанных за это суд всякий раз выпускал: нет доказательств! И что делать, если людям надо как-то жить? Да, и кто-то наконец взорвал тот притон. Кто-то — но не я, хотя я тоже не собирался с этим мириться, предлагал организовать самооборону соседей, поставить дополнительные запоры, сигнализацию! И те же взрослые, кто не пошли на это — рыдали, глядя, как из подвала выволакивали трупы тех, кто грабил их детей, а кто-то поспешил донести на меня: я же пытался организовать их против этих выродков, да ещё, увлекаясь химией, мог синтезировать взрывчатку! И тоже — арест у всех на виду, под общие проклятия, допрос в полиции…Казалось — рухнула вся жизнь… Ничего не сделали для защиты своих детей — а под настроение донесли на кого попало… Могу я это забыть?

— Вообще, как задуматься, юридическое право на жизнь скорее посмертное, — ответил Талир. — Предъяви свой труп — поверим, что тебя хотели убить. А так, если потерял — то свою драгоценную жизнь, но если сберёг — то свою ничтожную жизнь, не сумев достойно умереть и сделать кого-то виновником своей смерти. Всегда именно ты менее ценен, чем другие. Но и зависеть от ничем не подтверждённых страхов — тоже… И особенно — нам, подросткам. На нас легче донести, нам же труднее оправдаться…

— И с ранних лет установка: есть учителя, судьи, всякие инспекции, одним словом, власть — а есть вы, остальные, — добавил Ратона. — И право что-то решать — только у тех. А реально: особые отношения учителей с хулиганами, следователей с преступниками… Кодекс чести с подобием благородства между «своими», сильными, которые, все вместе взятые, презирают слабых — кто живёт по закону, ждёт их защиты и решения. Одним — позволено, поскольку взяли себе право, а другим нельзя рассердить «высшего» с его правом решать. Пусть даже — касается твоей жизни, и ждать решения некогда…