Великая тайна Фархелема

…И сколько потом он спрашивал себя: почему не ощутил реальной опасности? Или её действительно не было? Но мог ли он так подумать — когда у самого края площадки на плечо легла чья-то рука, и он, обернувшись, увидел тех четверых, что сразу обступили его сзади и с боков, отрезав путь к отступлению? Откуда знал, что было на уме у этих людей не вполне определённого возраста с мутными тупыми взглядами, и даже — способны они понять хотя бы, что посмертно жизнь подростка всё же равна по ценности жизни взрослого, и за неё приходится так же отвечать? Мог ли в той ситуации полагаться на их здравый смысл или иные качества, свойственные нормальным людям? И уж тем более, мог ли он — которому было зачем жить, которого на письменном столе ждали ещё не прочитанные книги, и тетрадь с собственными размышлениями, оставленная, как думал, совсем ненадолго — удовлетвориться, что кто-то разберётся потом? И пусть он принял не лучшее, не самое правильное решение — кто на его месте в те несколько мгновений, когда, возможно, решалась его судьба, смог бы принять лучшее? Вот он лишь и успел — рвануться в промежуток между обступившими его людьми, прочь от края площадки…

И, по правде говоря, сам не понял, как всё произошло: ведь толкнул двоих, стоявших посередине, именно в сторону площадки, а стоявших с краю не успел и коснуться — но наверно, кто-то из них самих мгновением раньше толкнул другого прямо на него. И Джантара спасло лишь, что он в падении успел ухватиться за штанину того, второго, который, отлетев, столкнул вниз и его — потому что сам он падал на какой-то огромный металлический бак, но тот сумел в падении дотянуться до фермы оставленного на стройке лифтового подъёмника и ухватиться за неё, отчего Джантара развернуло в воздухе, и где-то на уровне третьего этажа с такой силой ударило о ферму, что он потерял сознание, и лишь потом, уже лёжа сверху на баке, очнулся от страшного душераздирающего вопля, который сам по себе мог свести с ума… Кричал один из четверых — кажется, тот, что столкнул Джантара вместе со своим сообщником вниз, а теперь висел в воздухе, нанизанный на длинный штырь, непонятно почему торчавший из окна пятого этажа стройки, и истекал кровью. Самого же падавшего вместе с Джантаром, не спасло, что он ухватился за ферму: он, насколько было видно Джантару с крышки бака, лежал внизу с расколотым черепом (причём явно о кусок строительного блока, брошенного сверху: внизу таких блоков больше нигде не было, все — на вeрхней площадке)… А Джантар из-за ушибов не мог даже приподняться — и так ему пришлось быть свидетелем всего дальнейшего: как, судя по доносившимся голосам, собралась толпа; полицейские вместе с бригадой медицинской службы пытались подвести к раненому наркоз, чтобы снять со штыря, пока не поняли, что можно просто снимать труп; кто-то говорил: что на первом этаже стройки нашли ещё одного из тех четверых (должно быть, с перепугу бросился вниз по лестнице, обрывавшейся почему-то в лифтовый колодец, и разбился насмерть); затем сверху тащили и четвёртого, громко и истерично кающегося, что тем блоком по ошибке убил своего — и лишь тут после этого Джантару удалось наконец обратить внимание собравшихся на себя. И хорошо хоть, из сумбурно-покаянных воплей убийцы нельзя было сделать вывод о малейшей вине в случившемся самого Джантара, парадоксально оказались благом и ушибы (он уже знал немало примеров «справедливости» взрослых к детям, когда даже в серьёзных случаях более виновным считался просто менее пострадавший) — но и то к нему в больницу приходили полицейские, выясняя, что делал на стройке именно он, Джантар…