Более важным фактором, чем близость интересов, являлось единообразное распространение тех реальных условий, которые создавались совместным действием подобных мер. Если жизнь в разных странах была неодинаковой, а именно так дело всегда и обстояло, то различие это можно было теперь объяснить вполне определенными законодательными и административными актами протекционистского характера, ибо условия производства и труда зависели теперь в основном от тарифов, налогообложения и социальных законов. Еще до того как Соединенные Штаты и британские доминионы стали ограничивать иммиграцию, количество эмигрантов из Соединенного Королевства, несмотря на свирепствовавшую там безработицу, резко пошло на убыль, и причиной этого, по общему мнению, явилось улучшение социального климата в метрополии.
Но если таможенные тарифы и социальные законы создавали искусственный климат, то денежная политика формировала то, что мы вправе назвать искусственными погодными условиями, которые изменялись буквально каждый день, прямо затрагивая при этом важнейшие интересы каждого члена общества. По своей интегрирующей силе денежная политика намного превосходила прочие виды протекционизма с их громоздким и неповоротливым аппаратом, ибо влияние монетарной защиты всегда было активным и всякий раз — иным. То, о чем напряженно размышляли предприниматель, рабочий или домохозяйка; то, над чем ломали голову фермеры, оценивая виды на будущий урожай, родители, озабоченные жизненными перспективами своих детей, или влюбленные пары, желавшие вступить в брак; то, о чем думали все эти люди, пытаясь понять, что же им готовит будущее, — все это более прямым и непосредственным образом определялось денежной политикой центрального банка, нежели каким-либо иным фактором. И если это было верно в условиях стабильной валюты, то в тысячу раз более верным это становилось тогда, когда валюта утрачивала стабильность и нужно было принимать роковое решение об инфляции или о дефляции. В политическом смысле «тождество личности» каждой нации обеспечивало ее правительство, в экономической же сфере функцию эту выполнял центральный банк.
На международном уровне денежная система приобрела еще большее значение. Свобода денег стала результатом ограничений торговли — это похоже на парадокс, но ведь чем больше создавалось преград для движения через государственные границы людей и товаров, тем надежнее нужно было обеспечивать свободу платежей. Короткие деньги в течение часа переводились в любую точку земного шара; формы международных платежей с участием правительств или частных лиц и корпораций были строго упорядочены по единому образцу; отказ от уплаты внешних долгов или попытки жульничества в сфере бюджетных гарантий, даже со стороны правительств отсталых стран, считались теперь чудовищным грехом, карой же за него служило отлучение недостойных от кредита и низвержение их во тьму внешнюю. Во всем, что затрагивало мировую финансовую систему, всюду были установлены сходные порядки и институты — такие, как представительные органы и писаные конституции, определяющие их полномочия и регулирующие публикацию бюджетов, обнародование законов, ратификацию договоров, взятие на себя финансовых обязательств, правила публичной бухгалтерии, права иностранцев, юрисдикцию судов, место платежей по векселям и тем самым, косвенно, — статус эмиссионного банка, иностранных держателей облигаций, всякого рода кредиторов. Это, в свою очередь, предполагало единообразие в использовании бумажных и металлических денег, в работе почтовых ведомств, в деятельности банков и бирж. Ни одно правительство (кроме, может быть, самых могущественных) не могло себе позволить нарушить денежные табу. В международном плане нация и ее валюта составляли единое целое, и ни одна нация не сумела бы просуществовать сколько-нибудь длительный срок вне международной финансовой системы.