Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени

На международном уровне политические методы также использовались в качестве дополнения к несовершенному механизму саморегулирования рынка. Рикардианская теория торговли и денежного обращения легкомысленно игнорировала объективные различия в статусе между отдельными странами, обусловленные разными производственными и экспортными возможностями, неодинаковым уровнем развития торговли, судоходства и банковского дела. Согласно либеральной доктрине, Великобритания представляла собой обычный атом в универсуме торговли, занимавший в нем точно такое же положение, как Дания или Гватемала. В действительности, однако, мир насчитывал ограниченное число стран, которые делились на страны-должники и страны-кредиторы, страны-экспортеры и страны практически самодостаточные, страны с диверсифицированным экспортом и те, которые в отношении импорта и иностранных займов полностью зависели от продажи одного-единственного товара, например пшеницы или кофе. Подобными различиями можно было пренебрегать в теории, но их последствия нельзя было с таким же успехом игнорировать на практике. Нередко заморские государства оказывались не в силах выполнять свои обязательства по внешним долгам, либо обесценивались их валюты, ставя под угрозу их платежеспособность; порой они принимали решение восстановить равновесие политическими средствами и посягали на собственность иностранных инвесторов. Ни в одном из подобных случаев нельзя было полагаться на процессы экономического самоизлечения, хотя, согласно классической доктрине, именно эти процессы и должны были обеспечить возвращение денег кредиторам, восстановить валюту и гарантировать иностранцев от сходных неприятностей в будущем. Для того, однако, требовалось, чтобы страны, о которых идет речь, представляли собой более или менее равноправных участников системы международного разделения труда, что явно не соответствовало действительности. Было бы глупо ожидать, что любая страна с обесценившейся валютой автоматически увеличит свой экспорт и таким образом восстановит свой платежный баланс или что потребность в иностранных капиталах сама по себе вынудит ее возместить убытки иностранцам и вновь приступить к выполнению своих долговых обязательств. Резкое увеличение продажи кофе или селитры способно было сбить цены на рынке до катастрофического уровня, и потому отказ от выплаты по кабальным займам часто казался более предпочтительным вариантом, чем обесценение национальной валюты. Механизм мирового рынка не мог себе позволить идти на подобный риск — тотчас же высылались канонерки, и объявившее дефолт правительство, независимо от того, жульничало оно или нет, оказывалось перед выбором: бомбардировка или расплата с кредиторами. Другого способа принудить к платежу, предотвратить крупные убытки и поддержать функционирование системы попросту не существовало. Подобные средства шли в ход и тогда, когда нужно было помочь колониальным народам прийти к мысли о великой пользе торговли — если теоретически неопровержимый аргумент о взаимной выгоде почему-то не сразу доходил до сознания туземцев или же они вовсе отказывались его понимать. Еще более очевидной нужда в интервенционистских методах была в тех случаях, когда данный регион оказывался богатым запасами сырья, крайне необходимого для европейской промышленности, а никакая предустановленная гармония не обеспечила появление неодолимой тяги к европейским изделиям у местных жителей, чьи естественные потребности уже успели принять совершенно иной характер. При «саморегулирующейся» системе подобные затруднения, разумеется, не должны были возникать. Но чем чаще выплата долгов производилась лишь под угрозой вооруженной интервенции; чем чаще торговые пути оставались открытыми лишь благодаря присутствию канонерок; чем чаще «купец шел за флагом», а флот шел туда, куда посылали его правительства, обратившиеся к политике захватов, тем очевиднее становился тот факт, что для поддержания равновесия в мировой экономике приходится использовать политические инструменты.

Глава 18 Гибельное перенапряжение

Однотипность основных институциональных структур обусловила тот замечательный факт, что масштабные процессы, охватившие за полвека (1879–1929) громадные пространства земного шара, характеризовались, если брать их общую схему, поразительным внутренним сходством.