Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени

В-четвертых, отметим следующий знаменательный факт: в разные периоды и в целом ряде вполне определенных случаев, в практическом и теоретическом плане чрезвычайно важных, экономические либералы сами выступали за ограничение свободы контрактов и laissez-faire. «Антилиберальные предрассудки», разумеется, не могли служить мотивом их действий. Мы имеем в виду принцип ассоциации работников, с одной стороны, и закон предпринимательских корпораций — с другой. Первый относится к праву рабочих вступать в союзы с целью повышения заработной платы, второй — к праву картелей, трестов и иных форм капиталистических синдикатов повышать цены. В обоих случаях справедливым было обвинение в том, что свобода контрактов, или laissez-faire, используется в ущерб нормальному функционированию рынка. Шла ли речь о рабочих союзах, стремившихся повысить заработную плату, или о союзах промышленников, желавших поднять цены, было совершенно ясно, что заинтересованные стороны применяют принцип laissez-faire для того, чтобы сузить рынок труда или иных товаров. И в том, и в другом случае — и это весьма показательно — последовательные либералы, от Ллойд Джорджа и Теодора Рузвельта до Турмена Арнольда и Уолтера Липпмана, подчиняли laissez-faire принципу свободного конкурентного рынка; они решительно требовали регламентации и ограничений, уголовных законов и принудительных мер, утверждая, словно самые настоящие «коллективисты», что профсоюзы и корпорации «злоупотребляют» свободой контрактов. Теоретически laissez-faire, или свобода контрактов, подразумевала право рабочих индивидуально или сообща отказываться продавать свой труд, коль скоро они сочтут нужным так поступить; она означала также право предпринимателей договариваться между собой о продажных ценах, совершенно не принимая в расчет желания потребителей. Однако на практике эти права вступали в противоречие с институтом саморегулирующегося рынка, и при возникновении подобного конфликта интересы саморегулирующегося рынка неизменно ставились на первое место. Иными словами, если требования саморегулирующегося рынка оказывались несовместимыми с laissez-faire, то экономический либерал ополчался против laissez-faire и, словно превратившись в антилиберала, ратовал за т. н. коллективистские методы регулирования и ограничения. Именно эта позиция стояла у истоков закона о профсоюзах и антитрестовского законодательства. Нельзя привести более убедительного доказательства неизбежности антилиберальных, или «коллективистских», методов в условиях современного индустриального общества, чем тот факт, что сами же экономические либералы регулярно использовали подобные методы в важнейших сферах индустриальной организации.

Это обстоятельство, между прочим, помогает прояснить истинный смысл термина «интервенционизм», которым экономические либералы любят обозначать политику, противоположную их собственной, и который на самом деле лишь свидетельствует о крайней путанице в их головах. Противоположностью интервенционизма является laissez-faire; экономический же либерализм, как мы только что убедились, невозможно отождествлять с laissez-faire (хотя в обычном, не претендующем на научную точность словоупотреблении вполне позволительно использовать эти термины как равнозначные). Строго говоря, экономический либерализм представляет собой организующий принцип общества, в котором основой промышленности является институт саморегулирующегося рынка. Правда, коль скоро подобную систему уже удалось в общем и целом построить, необходимость в определенного типа вмешательстве уменьшается. Это, однако, вовсе не означает, будто рыночная система и интервенционизм несовместимы. Ведь до тех пор, пока система эта еще не создана, экономические либералы должны и будут настойчиво требовать государственного вмешательства с целью ее создания; если же она создана, они будут домогаться того же ради ее защиты и сохранения. А значит, экономический либерал может, оставаясь вполне последовательным, призывать государство употребить силу закона; более того, ради создания предпосылок саморегулирующегося рынка он способен апеллировать к жестокой стихии гражданской войны. В Америке, например, Юг обращался к аргументам laissez-faire, чтобы оправдать рабство; Север же прибег к вооруженному вмешательству, чтобы установить свободный рынок труда. Таким образом, обвинение в интервенционизме есть со стороны либеральных авторов пустой лозунг, означающий лишь то, что в разных ситуациях они могут осуждать или одобрять одну и ту же систему мер. Единственный принцип, который экономические либералы могут отстаивать, не вступая в противоречие с собой, — это принцип саморегулирующегося рынка, независимо от того, побуждает он их к вмешательству или нет.