Великая война. 1914–1918

В первую неделю августа по всей Европе действительно были мобилизованы сотни тысяч лошадей. Даже в Британии их рекрутировали 165.000 — для кавалерии и в качестве тягловой силы для артиллерии и обозов. Австрийская армия мобилизовала 600.000 лошадей, немецкая 750.000, а русская — в ее состав входили 24 кавалерийские дивизии — больше 1.000.000[107]. В том, что касалось лошадей, армии 1914 года мало чем отличались от наполеоновской. По расчетам штабных офицеров, на каждых трех солдат должна была приходиться одна лошадь. Вальтер Блюм, резервист 12-го Бранденбургского гренадерского полка, писал, что при мобилизации из Штутгарта взял для своих двух лошадей не меньше багажа, чем для себя: «… мой чемодан, мой коричневый вещмешок и два ящика упряжи… со специальными красными отметками «Военный груз. Срочно». Все это было заранее отправлено поездом в Мец, на границу с Францией.

Поезда запомнились всем, кто отправлялся в это время на войну. Железнодорожный отдел немецкого Генерального штаба составил на период мобилизации расписание движения 11.000 поездов, и со 2 по 18 августа по мосту «Гогенцоллерн» через Рейн прошли 2150 составов, по 54 вагона в каждом[108]. Главные железнодорожные компании Франции — Nord, Est, Ouest, PLM, РОМ — с мая 1912 года имели мобилизационный план на 7000 составов. Многие из них еще до начала войны переместили к узлам погрузки.

Пассажиры, прибывавшие [в Париж] из Мелёна, видели необычную картину — скопление пустых составов без локомотивов, зачастую смешанных, составленных из вагонов разных компаний, вперемешку пассажирских и товарных. На многих были надписи мелом… Они стояли на запасных путях всю дорогу от столицы департамента Сена и Марна практически до Лионского вокзала. Не менее удивительная картина открывалась взору пассажиров, подъезжающих к Северному вокзалу, — на запасных путях скопилось несколько сотен неподвижных локомотивов[109].

Без дела поезда стояли недолго. Вскоре они тронулись с места, заполненные сотнями тысяч молодых людей. Составы шли к границе со скоростью от 15 до 30 километров в час, нередко надолго останавливаясь. Многие подготовленные к их приему приграничные станции представляли собой сонные деревни, где в мирное время платформы были слишком велики для тоненького ручейка пассажиров. Фотографии, сделанные в начале августа 1914 года, — одно из самых сильных из дошедших до нас свидетельств тех событий: надписи мелом на вагонах — Ausflug nach Paris и À Berlin, в окнах — восторженные молодые лица над расстегнутыми воротниками мундиров. Снимки черно-белые, а мундиры были цвета хаки, серые, грязно-зеленые и темно-синие.

Это был месяц сбора урожая, и лица сияли на ярком солнце — улыбки, гримасы безмолвных криков, неуловимо хорошее настроение, освобождение от рутины. Отъезд в действующую армию везде воспринимался как праздник. Жены и возлюбленные в длинных юбках и белых блузках, взявшись под руки, шли на вокзалы за колоннами своих мужчин, четко печатающих шаг. Немцы отправлялись на войну с цветами в дулах винтовок или между верхними пуговицами мундиров. Французы маршировали сомкнутыми рядами, немного горбясь под тяжестью громадных ранцев, прокладывая себе дорогу среди наводнивших улицы толп. Одна из фотографий Парижа той первой недели августа запечатлела младшего командира, который пятясь шел впереди своего подразделения и, словно дирижер, размахивал руками, помогая держать строй на булыжниках мостовой. И немцам, и французам не терпелось оказаться на фронте и прицелиться из оружия[110]. Невидимый оркестр, по всей видимости, играл марш. «Походную песню» или «Самбра и Мёз»?.. У русских впереди колонн шли священники с иконами, а австрийцы славили Франца Иосифа — монарх был символом единства их пока еще многонациональной империи. Во всех странах мобилизация вызвала смятение — общество перестраивалось на военный лад. Самой подготовленной к войне оказалась британская армия. Она могла развернуться очень быстро. Вот что писал 5 августа X. В. Соейр из 1-й пехотной бригады, формировавшейся в Колчестере: «Казармы уже заполнены резервистами, хотя многие еще в гражданской одежде, и они продолжают прибывать почти с каждым поездом. Форму, ботинки и амуницию выдают без промедления, заминки случаются редко. Мне запомнился один мужчина, наверняка весивший больше ста килограммов… Резервистам, оставившим уютные дома и хорошую работу, было тяжело привыкать к новым реалиям жизни, в частности к грубому обмундированию и тяжелой обуви»[111].