Великая война. 1914–1918

Как бы то ни было, сербская кампания всегда оставалась лишь эпизодом великой битвы Австрии на ее северной границе с Русской Польшей. Операции на этом направлении начались встречным боем. И у австрийцев, и у русских имелись довоенные планы, предусматривавшие наступление, как только закончится развертывание войск. Обе армии действительно пошли вперед. Разумеется, результаты в этом случае оказались для них разными. План Конрада фон Гетцендорфа заключался в том, чтобы усилить левый фланг и попытаться окружить противника на обширной польской равнине к югу от Варшавы, одновременно придерживаясь тактики «активной обороны» на правом фланге, в Восточной Галиции, где в качестве опорных пунктов он мог использовать такие мощные крепости, как Лемберг и Пшемысль. Русское командование тоже планировало окружить врага в Западной Галиции, но не ограничиваться активной обороной на востоке. Мнения царских генералов разделились: начальник штаба Юго-Западного фронта Алексеев ратовал за операцию на западе, а Данилов — путеводная звезда Ставки Верховного командования — говорил, что основные усилия следует прилагать на востоке. В результате был принят компромиссный план «двойного охвата», но русским, несмотря на превосходство их сил над австрийскими, не хватало сил для создания необходимого давления в обоих секторах. Вследствие этого начальный этап боев в Галиции характеризовался путаницей и нерешительностью.

Природные условия давали преимущество русским. Местность прекрасно подходила для развертывания широким фронтом их многочисленных соединений — огромных масс пехоты и кавалерии. Безусловно, театр военных действий ограничивался естественными преградами. Позиции австрийцев на склоне Карпат образовывали выступ, зажатый между Вислой и ее притоком Саном слева и Днестром справа. Висла, которая несла свои воды с юга на север, ограничивала маневр австрийцев слева, а Днестр, протянувшийся на юго-восток, служил русским надежной опорой для атак на Карпатский выступ справа. Таким образом, география вынуждала австрийцев наступать, что называется, в мешок. Русским в этой ситуации было достаточно иметь преимущество с двух сторон — силы, находящиеся с третьей, для них опасности не представляли.

Серьезным недостатком австрийской армии называют и ненадежность некоторых ее частей. Это спорный вопрос. Дискуссии ведутся уже 100 лет, и конца им не видно. Мнения высказывались и высказываются самые разные. Еще во время войны публицисты союзников приписывали солдатам Франца Иосифа из числа славян неприязнь к императору и братские чувства к русским. Часто появлялись сведения о готовности славянских подразделений, в частности чехов и австрийских сербов, добровольно перейти на сторону русских, и развал австрийской армии в конце 1918 года воспринимался как подтверждение мнения союзников о внутренней нестабильности империи. После войны появлялись опровержения — утверждалось, что дезертирство было исключением, армия в целом оставалась верна кайзеру, а поражение Австрии нельзя приписывать массовой нелояльности войск. В настоящее время возобладал аналитический подход. В австрийской армии говорили на девяти языках. 44 % в ней составляли славяне (чехи, словаки, хорваты, сербы, словенцы, русины, поляки и т. д.), 28 % — немцы, 18 % — венгры, 8 % — румыны и 2 % — итальянцы. Самыми, что называется, надежными были немцы, хотя большим энтузиазмом они и не отличались. Венгры, занимавшие в империи привилегированное положение наравне с немцами, тоже сохраняли верность до самого конца, когда поражение стало очевидным. Хорваты, католики, всегда считались надежной опорой империи, и многие из них это подтвердили делом. Поляки ненавидели русских и не доверяли немцам, но при Габсбургах получили выборные и социальные привилегии и поэтому поддерживали кайзера. Боснийцы, мусульмане, из которых формировались отдельные, наполовину добровольческие подразделения, были вполне надежны. А вот итальянцы и славяне, особенно чехи и сербы, быстро утратили восторженность, проявленную во время мобилизации[273]. После того как война перестала быть увлекательным приключением, армия превратилась для них в тюрьму с вездесущими надзирателями — немецкими командирами.