Великая война и деколонизация Российской империи

Таким образом, хотя восстание началось с сумбурных заявлений о лояльности, неохотных уступок, побегов в степь и единичных бунтов, к августу оно переросло в нечто более масштабное. На этом этапе подоспевшие российские экспедиционные войска ввязались в типичную колониальную войну, когда небольшие по численности вооруженные силы европейцев могли удерживать ключевые позиции и в критически важные моменты рассеять формирования повстанцев. Возьмем, к примеру, сражение за Кожекуль, селение примерно в 70 километрах от города Иргиз. Жители Кожекуля начали угрожать богатым и могущественным казахам из своей среды, а казахская милиция собралась дать этим угрозам отпор. Соединение из 50 казаков под началом капитана Уржунцева прибыло в селение 19 октября 1916 года, где обнаружило толпу из 2500 человек, которым противостояли 600 человек с пиками, саблями, ружьями, топорами и дубинами. Во время боя казаки отошли на вершину ближайшего холма, где более двух часов, будучи окружены, сражались, занимая выгодную позицию. В итоге казахи отступили, понеся серьезные потери. Казачьи офицеры с ликованием рассказывали истории о кровавых схватках, когда бойцы, под которыми убивали лошадей, сражались с противником пешим порядком, сверкая сталью, пока «не отрубали фанатику голову напрочь сильным ударом шашки»[376].

По всей Центральной Азии российские войска успешно подавили восстание, завершив дело полным разгромом в Иссык-Кульском уезде. Там в августе отряды киргизской кавалерии совершили ряд сокрушительных атак на русские поселения. Нападение киргизов имело целью не только не допустить мобилизации в том районе, но и «в полном смысле свести счеты с колонистами, от рук которых пострадали они сами и их кланы» [Brower 2003: 161]. Киргизы убивали русских жителей и предавали огню их деревни, подкрепляя показательно ужасающим обращением с русскими, попадавшими в течение лета в руки повстанцев,[377]предвзятые мнения российского военного командования о варварах-азиатах и исламских фанатиках. В августе командиры с удовлетворением рапортовали, что один охваченный восстанием регион усмирен:

Хорунжий Александров с сотней 10 августа в степи к северу от Таргапа настиг волость, 3 аула поголовно истребил, стойбища сжег, скот угнал, 12-го ботпаевцы изъявили покорность и выдали заложников [Сапаргалиев 1966: 298].

Такие же сцены разыгрывались по всей Центральной Азии, где войска сжигали селения, казнили тех, кого подозревали в бунтарстве, строили лагеря в безлюдных горах вплоть до Китая и вооружали русских поселенцев, которые пользовались возможностью отомстить за события предшествующих месяцев. Из внутренних военных документов ясно, что задачей было «наказать бунтарей» и «устрашить население»[378]. Эта задача была выполнена, поскольку, согласно последующим исследованиям, «в конечном счете, жестокость русских сравнялась с жестокостью киргизов» [Brower 2003:162]. Генерал Куропаткин, руководивший действиями армии, признавался в своем дневнике, что многие жалобы на зверства русских были «оправданны», хотя он надеялся, что жестокие нападения были «исключениями»[379]. К сожалению, это было не так, как он имел случай убедиться в ходе своих последующих поездок, проезжая селения, где видел сотни трупов «безоружных ни в чем не повинных киргизов»[380]. Это стало в равной мере межэтническим столкновением и войной за возможность продления имперского правления. Царизм выиграл первую битву, но дорогой ценой и с малой выгодой для себя. Удалось мобилизовать всего около 100 000 рабочих, что намного меньше того, что запрашивала и в чем нуждалась армия. Эти рабочие, как и было предсказано, массово страдали от болезней, что приводило к необходимости отправлять их в госпитали и в итоге демобилизовать[381]. После Февральской революции Временное правительство тихо признало поражение, отменив 26 апреля (9 мая) 1917 года закон военного времени в Тургайском уезде и велев вернуть мобилизованных рабочих по домам 5(18) мая[382].

Империя и окончательный кризис Государственной думы