Руководство Ставки было разгневано приказом об отступлении и настояло на том, чтобы линия обороны проходила по городкам вдоль Вислоки, таким как Пильзно и Ясло. Радко-Дмитриев решил, что лучшим способом остановить отступление будет контратака, которую он и произвел 24-25 апреля (7-8 мая). Маневр оказался провальным. Кавалерийские части на полном скаку ворвались в самый центр урагана, чтобы уже не вернуться назад. Свежие немецкие подкрепления полностью разбили русских по всему фронту. В 14-м корпусе, в составе которого обычно числилось 40 000 человек, после битвы осталось менее 1000 [Stone 1999 (1975): 138]. Отступление оставалось единственной возможностью, однако Ставка по-прежнему настаивала на том, чтобы стоять на прежних рубежах и даже предпринимать новые контратаки. На мольбы о разрешении увести войска Иванов получил категорический приказ великого князя «не предпринимать никаких отступлений без моего личного разрешения» [Stone 1999 (1975): 139]. 3-я армия несла потери еще два дня, прежде чем было дано разрешение отступить еще на 50 километров к реке Сан. Но ее присутствие там не замедлило продвижение противника: к 26 апреля (9 мая) войска Германии и Австро-Венгрии без труда перешли Вислоку в верхнем и нижнем течении [DiNardo 2010:70]. Из 250 000 русских солдат с покинутых позиций всего 40 000 вернулись к Сану без потерь к 30 апреля (13 мая) 1915 года [Stone 1999: 139]. В дополнение к громадному числу убитых и раненых, сотни тысяч солдат просто исчезли из армии и были записаны как дезертиры, пленные, пропавшие без вести. Более 100 000 человек пропали только в мае 1915 года, а с мая до августа это число увеличилось более чем до 500 000[116]
. К 6 июня 3-я армия представляла собой не более чем «скопище людей, не способное причинить вреда» [Knox 1921, 1: 287].Получившая неблагоприятные новости Ставка покуда выжидала: после отступления к Сану оборона позиций на Карпатах (и, следовательно, вторжение в Венгрию) стала невозможной. Именно по этой причине Центральные державы переходили в наступление когда и где только возможно. Русские силы вторжения в горных районах просто вынуждены были сворачиваться и отступать, к большому недоумению и смятению солдат, которые сражались в жестоких боях в снегах и льдах, чтобы к весне выйти к вершинам – только для того, чтобы отступить обратно за пару маршевых переходов. В те весенние дни медик Леонид Андрусов находился с 8-й армией на вершинах Карпат в районе нынешней украинской деревни Рожанка. 30 апреля (13 мая) просочились слухи, что их полк скоро будет сменен другим. «Затем по секрету стали передавать, что сменять нас будут немцы <…> Никто не знал причин отступления»[117]
. Они получили приказ немедленно сворачиваться и выступать в ночной поход, и им повезло, что встретившиеся им вражеские части не поняли, что те отступают. Даже роты, которым было приказано прикрывать отступление, бежали. Так что часть Андрусова выиграла время и прошла 80 километров по местности, где сменяли друг друга буколические весенние пейзажи и горящие нефтяные поля Дрогобыча, до линии обороны в деревне Братковичи возле городка Стрый, где и начали рыть окопы. Аналогичные сцены разыгрывались повсюду в Карпатах, и все русские подразделения, за исключением одного, вышли на новую линию обороны в целости. Единственное подразделение – 48-я пехотная дивизия – попала в плен скорее из-за того, что ее порывистый командир Л. Г. Корнилов бросался в безрассудные контратаки, чем из-за вражеского напора.Русские закрепились на линии фронта по реке Сан, но и она скоро была прорвана. Две недели, с 1 по 14 (7-20) мая, шли яростные бои у реки, прежде чем высшее командование в очередной раз осознало необходимость отсупать. Вступление Италии в войну на стороне Антанты 10 (23) мая вынудило Центральные державы на время приостановить наступление, чтобы оценить ситуацию, однако три недели спустя, в начале июня, результативные атаки возобновились. 9 (22) июля австрийцы маршем пошли по улицам Львова, не оставив ничего от прошлогодних успехов России в Галиции. Однако, в отличие от 1914 года, победа в Галиции имел стратегические последствия для всего фронта. Напуганная Румыния (еще) не вступила в войну на стороне Антанты. Что еще важнее, в условиях, когда по всему Юго-Западному фронту шли нескончаемые отступления одновременно с успешным наступлением немцев на побережье Балтики, русская Польша все более открывалась для удара. Мечта России 1914 года о наступлении на два фронта, которое бы вынудило противников оставить территории к востоку от Данцига до линии Кракова, рассеялась как дым. Если бы в 1915 году существовала прямая линия фронта, то Польша отходила бы к Центральным державам.