Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

7 ноября в Ставку приехал с Кавказа великий князь Николай Николаевич. Приехал с братом, великим князем Петром Николаевичем. На Кавказе около великого князя был один из центров самой большой ненависти к царице. Это отлично знали в Царском Селе. Царица с большим подозрением смотрела на окружающих великого князя лиц, помня хорошо, какие интриги сплетались около него в прошлом году. Царица была осведомлена, что самые близкие к великому князю лица желают государю всяческих неудач в надежде, что «общественность» вспомнит бывшего Верховного главнокомандующего и обратится к нему. Николай Николаевич имел горячий и даже резкий откровенный разговор с государем. Он уговаривал государя дать ответственное министерство. Он даже предостерегал его, что он может потерять корону. Государь был невозмутимо спокоен, и это только нервировало импульсивного великого князя. Он, по его собственным словам, старался вывести государя из терпения, находя, что тогда ему будет легче спорить с государем. Но государь оставался невозмутимым. Он слушал, и только.

Великий князь упрекал государя за то, что он мог в прошлом году усомниться в его верности и мог поверить, что великий князь мечтает овладеть престолом. Государь все слушал, и только. На другой же день великий князь уехал обратно на Кавказ. Государь же, сообщая царице о беседе с Николаем Николаевичем, писал: «До сих пор все разговоры прошли благополучно». Насколько царица была права в своем недоверии к великому князю, насколько ее правильно предостерегал ее чуткий женский инстинкт и некоторая осведомленность — увидим ниже.

Царица Александра Федоровна не придала речи Милюкова должного значения. Она посмотрела на нее как на личный выпад против Штюрмера, и только. А последним она уже давно была недовольна. К тому же он и в министры иностранных дел попал помимо нее и вопреки ее мнению. Протопопов, по-видимому, сам не понимал всего значения произошедшего и укреплял царицу в ее мнении относительно речи Милюкова. И все-таки царица склонялась к тому, что Штюрмер должен уйти, но раньше, как бы по нездоровью, уехать в отпуск. Государь же взглянул на дело много серьезнее. Он понял, что Штюрмер должен оставить свои должности. Он оказался слаб как премьер. Надо сильного, с характером человека. За внешнюю политику государь не беспокоился. Он один, он сам, государь, и только он направлял всегда русскую политику. И какой бы ни был министр иностранных дел, он явится только исполнителем воли государя. А государь был самый идейный, самый фанатичный сторонник союза с Францией и Англией. Самый энергичный сторонник продолжения войны до полного и победоносного конца.

9 ноября вызванный в Ставку Штюрмер был принят государем. Государь обласкал его и объявил об освобождении его от занимаемых должностей. Штюрмер представил тогда очень важный доклад по текущему моменту, но он, очевидно из-за перемен, остался незамеченным.

В тот же день государь принял министра путей сообщения Трепова Александра Федоровича и предложил ему пост премьера. Польщенный высоким назначением, Трепов высказал государю откровенно свое мнение о текущем политическом моменте и просил снять Протопопова с поста министра внутренних дел. Государь согласился. Согласился государь и на смещение еще двух министров, которые были непопулярны как поклонники Распутина. В тот же день Штюрмер и Трепов выехали в Петроград, а государь на следующий день послал царице обычное очередное письмо, в котором сообщал о намеченном уходе Протопопова. Государь писал, между прочим: «Мне жаль Протопопова. Он хороший, честный человек, но он перескакивает с одной мысли на другую и не может решиться держаться определенного мнения. Я это с самого начала заметил. Говорят, что несколько лет тому назад он был не вполне нормален после известной болезни (когда он обращался к Бадмаеву). Рискованно оставлять в руках такого человека Министерство внутренних дел в такие времена… Только прошу тебя — не вмешивай нашего Друга. Ответственность несу я, и поэтому я желаю быть свободным в своем выборе» (Письмо от 10 ноября 1916 года из Ставки).

А. Ф. Трепов, которого призвал государь на должность премьера, был старый, крепкий бюрократ с большим жизненным и административным опытом, умный, ловкий и энергичный человек, понимающий необходимость работать дружно с Государственной думой. Предлагая государю к увольнению некоторых министров, он намеревался сформировать кабинет, который бы понравился Думе. Но он не мог указать государю подходящего министра внутренних дел. Только он сам годился тогда на эту роль. Не мог не помнить Трепов и того, что фамилия их семьи была для широких кругов общества слишком правая исторически. Еще недавно имя Трепов было для левых, что красный плащ для разъяренного быка.