Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

Выступило против правительства и объединенное дворянство, всегда считавшееся опорой трона и его правительства. На съезде 28 ноября новым председателем был выбран вместо Струкова Самарин. А в принятой 1 декабря резолюции, между прочим, говорилось: «Необходимо решительно устранить влияние темных сил на дела государственные; необходимо создать правительство сильное, русское по мысли и чувству, пользующееся народным доверием и способное к совместной работе с законодательными учреждениями».

За оппозиционную резолюцию из 126 участников голосовало 121. Правого депутата, Маркова-второго, даже не допустили на съезд. Среди депутатов — оппозиционеров съезда некоторые носили придворные мундиры. В пылу спора П. Н. Крупенский крикнул одному из них: «Да вы, господа, прежде чем делать революцию, снимите ваши придворные мундиры. Снимите их, а потом и делайте революцию».

Государственная дума не замедлила ответить на присылавшиеся ей из Москвы призывы. В заседаниях 13–15 декабря депутаты резко нападали на правительство. Тучами прокламаций разносились по России принятые на съездах резолюции. Участники съездов непосредственно разносили по разным городам России директивы о подготовке государственного переворота и, в сущности говоря, сами стали продолжать на местах начатое на съездах действо. Происходил могучий напор на правительство, напор, подготовлявший не только переворот, но и революцию; напор соединенных общественно-революционных сил. Справиться с подобным напором могло только сильное, решительное, действующее дружно, заодно с монархом, правительство, как это было у нас в 1905 году, во время нашей первой революции. Но ныне, в 1916 году, у нас, на наше несчастье, такого правительства не было. Витте, Дурново, Столыпин, душившие одной рукой революцию и анархию и творившие другой необходимые реформы, — эти сильные люди спали в могилах. Наше правительство 1916 года по своему личному составу было бессильно, слабо, неспособно противодействовать тому, что уже делалось и что подготовлялось. В такое исключительно важное время у нас не было, в сущности, министра внутренних дел. Его место занимал полубольной психически болтун от общественности и политический шарлатан. Помогавший ему, и то нелегально, его «товарищ министра» по делам оппозиции генерал Курлов был надломленный физически человек, но и он под давлением общественности и по слабости того же Протопопова должен был уйти. 3 декабря состоялся указ Сената о его увольнении. Вместо него с конца ноября осталось в полном смысле пустое место. Председателя Совета министров в действительности тоже не было. Трепов, потерявший всякое доверие монарха, со дня на день ждал увольнения. Эти два упора, на которых держится весь внутренний порядок, в действительности не существовали. Поэтому-то никто и не боялся действовать почти открыто революционно.

Ни дворцовый комендант, ни политическая полиция Министерства внутренних дел ничего не знали про заговоры против личности монарха.

Переживая тогда часто случавшиеся с нею приливы особо повышенной религиозности и веры в молитвы и богоугодность Друга, императрица решила совершить паломничество в Новгород. Там древние святыни, простой провинциальный народ, хороший человек — губернатор Иславин. Вызванный в Царское Село обер-прокурор Синода князь Жевахов доложил все нужные исторические справки, дал даже адрес одной старицы. С государыней поехали все четыре дочери, фрейлина графиня Гендрикова и А. А. Вырубова. Это последнее было даже вредно, но того хотел Распутин. Это же — постоянный передатчик его воли и желаний, его медиум.

11 декабря в 9 часов утра императорский поезд подошел к дебаркадеру Новгорода. Встречали: губернатор, предводитель дворянства и начальник гарнизона. Губернатор рапортовал. Царица любезно подала всем руку. В зале вокзала губернаторша Иславина с двумя дочерьми встретила с букетами цветов. Во дворе вокзала маршевый эскадрон лейб-гвардии ее величества Уланского полка, в конном строю, приветствовал своего шефа. Это была последняя встреча полка со своим любимым шефом.