Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

Генерал Глобачев докладывал, что часть либеральной оппозиции ищет поддержки в рабочих. Раскачать рабочие массы на поддержку Государственной думы должна была Рабочая группа при Военно-промышленном комитете. Ей покровительствовали Гучков и Коновалов. Они наивно верили, что сумеют использовать рабочий класс и при их помощи овладеть властью.

Создав широкое рабочее движение около Государственной думы, Гучков надеялся более легко осуществить и сам персональный дворцовый переворот, достижение чего являлось его особо конспиративной работой, бывшей географически вне поля зрения Петроградского охранного отделения, о чем ниже.

Письменные доклады Глобачева, передаваемые министру при личном словесном докладе, дополнялись и иллюстрировались более красноречивыми живыми фактами и именами. Сомнений в них не возникало. Каждый факт шел из недр соответствующей партии, организации, группировки. Сведения, предоставлявшиеся начальником Охранного отделения, были вполне достаточны для хорошего министра внутренних дел, дабы сделать все надлежащие выводы, принять необходимые разумные и целесообразные меры, с одной стороны, и в то же время параллельно принять предупредительно карательные меры. Но в России не было тогда ни настоящего министра внутренних дел, ни его товарища по политической и полицейской части, ни настоящего директора Департамента полиции, который помогает министру видеть, знать и понимать все совершающееся в стране.

Вот что представлял собой А. Д. Протопопов, как министр.

Изящный, светский, очаровательный в обращении мужчина 50 лет, А. Д. Протопопов прежде всего был не совсем здоров психически. Он был когда-то болен «дурной болезнью» и носил в себе зачатки прогрессивного паралича, что замечали близкие друзья и знали доктора. Лечился у известного [целителя] Бадмаева и у психиатра Бехтерева. Некоторые его странности замечались соратниками по Государственной думе. Премьеры Трепов и князь Голицын докладывали об его нездоровье государю. Зимою ему даже было предложено отдохнуть некоторое время от нервного переутомления.

Во-первых, он находился под большим психическим влиянием некоего хироманта и оккультиста, спирита и магнетизера Перрэна.

Карл Перрэн — здоровый, высокого роста мужчина, австрийский еврей, натурализовавшийся в Америке, приезжал в Петроград зимою 1913/14 года, жил в Гранд-отеле и публиковался в газетах как философ и хиромант. Тогда с ним и познакомился Протопопов. Перрэн предсказал Протопопову блестящую карьеру, стал лечить его дочь и наблюдать за здоровьем Протопопова. С января по август 1915 года Перрэн жил в Петрограде, и за ним наблюдало Охранное отделение, но ничего преступного замечено не было. 15 июня [1916 года] Перрэн вновь приехал через Бело-остров в Петроград, был заподозрен в шпионаже в пользу немцев, обыскан и выслан из России, а в начале июля Департамент дал знать на пограничные пункты о воспрещении Перрэну въезда в Россию.

В начале октября Перрэн, узнав про назначение Протопопова министром, прислал ему поздравительное письмо из Стокгольма, напомнил о старом знакомстве и сообщил, что он, Перрэн, как человек науки об «уме, алхимии и магнетической концентрации», очень интересуется судьбой Протопопова.

«Вы находитесь, — писал Перрэн, — под влиянием Юпитера. Я проник в вашу душу и нашел, что элементами вашими является честность, сила и стремление к движению вперед. Что вы человек большого упорства и большой силы убеждения… Под вашим управлением возникнет СИЛЬНАЯ, НОВАЯ, СЧАСТЛИВАЯ РОССИЯ. Правда, путь ваш не всегда будет усыпан розами, работа ваша будет трудна и обременительна, но вы преодолеете все препятствия и все затруднения, предстоящие государственному деятелю…»

Далее «доктор» сообщал Протопопову, что между ноябрем 1916 года и сентябрем 1917 года ему грозит болезнь, и Перрэн предлагал свои услуги, и даже безвозмездно, настолько он интересовался Протопоповым как «ученый».

Доктор сообщал, «что в продолжение двух ближайших месяцев он будет стараться при помощи сильной астральной, магнетической концентрации предупредить возможность опасности от болезни».

Протопопов был настолько доволен письмом, что приказал перевести его с английского на русский язык и хвастался им перед друзьями.