Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

За обедом генерал-адъютант Иванов сидел сбоку от государя. Его величество все время разговаривал с ним. Государь казался бледнее обычного. После обеда, поговорив немного с некоторыми из приглашенных, государь сделал общий поклон и ушел в свой кабинет, куда был приглашен Иванов. Государь отдал ему повеление относительно Петрограда. Через несколько минут Иванов входил в кабинет Алексеева. Среднего роста, с седой головой и бородой лопатой, он был в ремнях, при шашке. На шее и груди белели Георгиевские кресты. Блестел золотой эфес шашки «За храбрость» с Георгиевским темляком.

Старик генерал-адъютант, взявший от жизни и службы все возможное, пришел за приказанием к своему бывшему подчиненному, тоже генерал-адъютанту и тоже украшенному двумя Георгиями, но обогнавшему его по служебному положению. Поздоровались. И Алексеев, по словам присутствовавшего там генерала Тихменева, «не садясь, как-то весь выпрямившись, подобрался и внушительным официальным тоном сказал Иванову: „Ваше высокопревосходительство, государь император повелел вам, во главе Георгиевского батальона и частей кавалерии, о движении коих одновременно сделаны распоряжения, отправиться в Петроград для подавления бунта, вспыхнувшего в частях Петроградского гарнизона“».

Иванов ответил, что «воля государя императора для него священна и что он постарается выполнить повеление государя». Тихменев вышел. Алексеев и Иванов остались наедине. Иванов, конечно, совсем не подходил к данной ему роли. Он совсем не походил на того энергичного боевого генерала, который ринулся бы на революционный Петроград и водворил в столице порядок. Алексеев, долго служивший с Ивановым, знал это лучше, чем кто-либо. И почему он провел это чисто военное назначение — является вопросом.

В 10 часов вечера, когда государь пил чай со свитой, к его величеству пришли встревоженные Фредерикс и Воейков. Государь ушел с ними в соседнюю комнату. Воейков доложил о том тревожном сообщении, которое сделал из Царского Села для доклада его величеству граф Бенкендорф, о чем сказано выше. Государь был против выезда царицы с больными детьми, но приказал передать Бенкендорфу, чтобы поезд для семьи приготовили, но до утра государыне ничего не докладывали и что сам государь ночью выедет в Царское Село.

Сообщение Бенкендорфа как бы дополняло три тревожных сообщения, полученные государем от императрицы в телеграммах того дня.

В 11 часов 12 минут императрица телеграфировала:

«Революция вчера приняла ужасающие размеры. Знаю, что присоединились и другие части. Известия хуже, чем когда бы то ни было. Аликс».

В 1 час 5 минут телеграфировала:

«Уступки необходимы. Стачки продолжаются. Много войск перешло на сторону революции. Аликс».

И наконец, в 9 часов 50 минут телеграфировала:

«Лили провела у нас день и ночь. Не было ни колясок, ни моторов. Окружной суд горит. Аликс».

Все вместе давало полную картину катастрофы, а фраза «Уступки необходимы» указывала на революционное значение происходящего.

Воейков передал Бенкендорфу повеление государя, сделал соответствующие распоряжения о снаряжении императорских поездов и доложил Алексееву о предстоящем отъезде его величества. Тут у него произошло недоразумение, о котором генерал Воейков пишет:

«Затем я прошел к генералу Алексееву предупредить о предстоящем отъезде его величества. Я его застал уже в кровати. Как только я сообщил ему о решении государя безотлагательно ехать в Царское Село, его хитрое лицо приняло еще более хитрое выражение и он, с ехидной улыбкой, слащавым голосом, спросил меня:

— А как же он поедет? Разве впереди поезда будет следовать целый батальон, чтобы очищать путь?

Хотя я никогда не считал генерала Алексеева образцом преданности государю, но был ошеломлен как сутью, так и тоном данного в такую минуту ответа. На мои слова:

— Если вы считаете опасным ехать, ваш прямой долг мне об этом заявить, — генерал Алексеев ответил:

— Нет, я ничего не знаю, это я так говорю.

Я его вторично спросил:

— После того, что я от вас только что слышал, вы должны мне ясно и определенно сказать, считаете ли вы опасным государю ехать или нет?

На что генерал Алексеев дал поразивший меня ответ:

— Отчего же. Пускай государь едет… Ничего…

После этих слов я сказал генералу Алексееву, что он должен немедленно сам, лично пойти и объяснить государю положение дел. Я думал, что если Алексеев кривит душою передо мною, то у него проснется совесть и не хватит сил слукавить перед лицом самого царя, от которого он видел так много добра.

От генерала Алексеева я прямо пошел к государю, чистосердечно передал ему весь загадочный разговор с Алексеевым и старался разубедить его величество ехать при таких обстоятельствах. Но встретил со стороны государя непоколебимое решение во что бы то ни стало вернуться в Царское Село.

При первых словах моего рассказа лицо его величества выразило удивление, а затем сделалось бесконечно грустным. Через несколько минут к государю явился генерал Алексеев и был принят в кабинете» (Воейков В. Н. С царем и без царя).