Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

Телеграмма из Ставки произвела в штабе большую сенсацию. Особенно телеграмма великого князя. Генерал Рузский внимательно ознакомился с нею и со всеми переданными в штаб новостями, которые Ставка просила доложить его величеству. Личное мнение Рузского совпадало с мнением других главнокомандующих. Генералы штаба разделяли его.

За завтраком Рузский сказал генералам Данилову и Савичу, что они поедут с ним на доклад к его величеству.

— Я вижу, — сказал Рузский, — что государь мне не верит. Сейчас, после обеда, поедем к нему втроем. Пускай он помимо меня еще выслушает вас.

Рузский знал, что они поддержат его.

Генерал Юрий Данилов был хорошо известен государю по старой Ставке. Знал государь и генерала Савича. Савич был начальником снабжения фронта. Некогда он состоял начальником штаба Корпуса жандармов, был другом дворцового коменданта Дедюлина, и от последнего государь слышал много хорошего про Савича. В Корпусе жандармов Савич прославился как правдивый, прямой и резкий до грубости человек.

Немного позже, в 2 часа 30 минут генералы Рузский, Данилов и Савич входили в салон вагона-столовой царского поезда.

О том, как происходила та знаменитая аудиенция, я слышал позже от генералов Данилова и Савича. Я привожу описание аудиенции, как она изображена генералом Савичем и помещена в «Русской летописи».

«Приехали на вокзал около 2 с половиной часов дня 2 марта, и все трое немедленно были приняты государем в салон-вагоне, столовой императорского поезда. Кроме государя и их, никого не было, и все двери были закрыты плотно.

Государь сначала стоял, потом сел и предложил всем сесть, а оба генерала все время стояли навытяжку. Государь курил и предложил курить остальным. Рузский курил, а генералы не курили, несмотря на повторное предложение государя.

Рузский сначала предложил для прочтения государю полученные телеграммы, а затем обрисовал обстановку, сказав, что для спасения России, династии сейчас выход один — отречение его от престола в пользу наследника. Государь ответил: „Но я не знаю, хочет ли этого вся Россия?“ Рузский доложил: „Ваше величество, заниматься сейчас анкетой обстановка не представляет возможности, но события несутся с такой быстротой и так ухудшают положение, что всякое промедление грозит неисчислимыми бедствиями. Я вас прошу выслушать мнение моих помощников, они оба в высшей степени самостоятельные и притом прямые люди“.

Это последнее предложение с некоторыми вариациями Рузский повторил один или два раза. Государь повернулся к генералам и, смотря на них, заявил: „Хорошо, но только я прошу откровенного мнения“.

Все очень сильно волновались. Государь и Рузский очень много курили. Несмотря на сильное волнение, государь отлично владел собою.

Первым говорил генерал Данилов о том, что государь не может сомневаться в его верноподданнических чувствах (государь его знал хорошо), но выше всего долг перед родиной и желание спасти отечество от позора, приняв унизительные предложения от желающего нас покорить ужасного врага, и сохранить династию. Он не видит другого выхода из создавшегося тяжкого положения, кроме принятия предложения Государственной думы.

Государь, обратясь к другому генералу, спросил:

— А вы такого же мнения?

Генерал этот (С. С. Савич) страшно волновался. Приступ рыданий сдавливал его горло. Он ответил:

— Ваше императорское величество, вы меня не знаете, но вы слышали обо мне отзывы от человека, которому вы верили.

Государь:

— Кто это?

Генерал:

— Я говорю о генерале Дедюлине.

Государь:

— О да.

Генерал чувствовал, что он не в силах больше говорить, так как он сейчас разрыдается, поэтому он поспешил закончить:

— Я человек прямой, и потому я вполне присоединяюсь к тому, что сказал генерал Данилов.

Наступило общее молчание, длившееся одну-две минуты. Государь сказал:

— Я решился. Я отказываюсь от престола, — и перекрестился.

Перекрестились и генералы. Обратившись к Рузскому, государь сказал:

— Благодарю вас за доблестную и верную службу, — и поцеловал его.

Затем государь ушел к себе в вагон» (Русская летопись).

Рассказывая приведенное выше мне лично, генерал С. С. Савич, которого я давно и хорошо знал, прибавил лишь, что, перед тем как спросить мнение генерала Рузского и двух других генералов, государь долго и внимательно читал все телеграммы Алексеева и главнокомандующих армиями, а также все телеграммы со сведениями о Петрограде.

Государь, видимо, был очень задет сведениями о своем Конвое, о приходе в Государственную думу его Конвоя и великого князя Кирилла Владимировича. Когда же государь выслушал личное мнение Рузского и мнения обоих генералов, он тихо отошел к окну.

Прошло минуты две ужасной, тягостной тишины. Вдруг государь обернулся и как-то особенно странно произнес:

— Я решился. Я отказываюсь от престола. — Перекрестился.

Странное было у него лицо. Как ошеломленные, остались в салоне генералы. Вошел взволнованный генерал Воейков с вопросом: «Что случилось?» Ему отвечали неохотно и недружелюбно. Рузский упрекнул его за прошлое, но в это время пришел граф Фредерикс, и Воейков ушел.