Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

Совершенно расстроенный и взволнованный граф Фредерикс сказал, что государь сообщил ему о случившемся и спросил его мнения. Но он не решился что-либо советовать, не зная их мнения. Генералы стали объяснять графу, что было доложено его величеству.

Выслушав, граф сказал:

— Никогда не ожидал, что доживу до такого ужасного конца. Вот что бывает, когда переживешь самого себя…

В это время пришел государь, передал телеграмму для Родзянко и, сказав, что пойдет писать телеграмму для Алексеева, удалился. Рузский прочел телеграмму и, заметив, что в ней пропущено про великого князя Михаила Александровича, просил доложить это его величеству. Граф взял телеграмму и пошел к государю.

Через несколько минут государь принес и вручил Рузскому две телеграммы. В одной, адресованной председателю Государственной думы, значилось:

«Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения родимой матушки России.

Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына, с тем чтобы он оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего Михаила Александровича. Николай».

Другая телеграмма на имя генерала Алексеева гласила:

«Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. Николай».

Передав телеграммы, государь попрощался с генералами и прошел в свой вагон. Генералы, распрощавшись с министром двора, удалились.

Было около 4 часов дня.

Никто из свиты, кроме графа Фредерикса и генерала Воейкова, не знал о случившемся. В ожидании узнать что-либо о происходившем у государя докладе несколько человек сидели в купе Федорова. Вдруг появившийся внезапно в дверях граф Фредерикс произнес по-французски: «А знаете, император отрекся». Все вскочили. К дверям подбежали остальные из свиты. За министром стоял Воейков. Посыпались вопросы: что, как, каким образом, почему? Все были взволнованы, одному из присутствовавших сделалось дурно. Кто-то почти истерически кричал, как мог государь сделать это, не посоветовавшись со свитой, почему, почему говорил об этом только с генералами? Все по-разному протестовали и просили графа идти к его величеству и умолять переменить решение. Когда же граф сказал, что государь уже дал о том телеграммы генералу Рузскому, все стали просить графа уговорить государя взять обратно телеграммы. Растерявшийся граф отправился к государю и, вернувшись, сказал Воейкову: «Пойди, тебя требует государь».

Воейков поспешил к государю. На вопросы генерала, как это случилось, взволнованный государь ответил: «Что мне оставалось делать, когда мне все изменили? Первый Николаша. Читайте» — и протянул Воейкову телеграммы.

Теперь снова взволнованный уже докладом Фредерикса о просьбе свиты и под влиянием убеждений Воейкова, государь приказал передать генералу Нарышкину, чтобы он взял у Рузского телеграммы и принес их его величеству.

Нарышкин пошел в вагон к Рузскому, но вернулся растерянный и передал, что Рузский телеграммы не отдал, а сказал, что он сам принесет их его величеству. Телеграмму Родзянко уже стали передавать по телеграфу и обещали снять с аппарата. Вскоре Рузский прошел к государю, где находился Фредерикс. Рузский доложил его величеству, что в Псков едут к его величеству делегаты от Государственной думы — Гучков и Шульгин. Генерал заверил государя, что до переговоров его величества с делегатами он телеграмм отправлять не будет и они остались у Рузского. Он предложил переговорить с делегатами до представления их его величеству, государь соизволил согласиться, и Рузский распорядился, чтобы по прибытии делегатов их провели в вагон Рузского.

Стали ждать делегатов.

Свита волновалась. Граф Фредерикс плакал. Были слезы на глазах и других, особенно расстроен был С. П. Федоров. Все хотели, чтобы государь взял назад отречение. Федоров пошел к государю, и вот какой произошел у них разговор, как передавал мне лично Сергей Петрович летом 1918 года:

— На слова удивления по поводу отречения, государь сказал: «Вы знаете, Сергей Петрович, что я человек — „тэрр а тэрр“»[176]. Это было сказано по-французски. «Я, конечно, не смотрел на Распутина как на святого, но то, что он нам предсказывал, обычно сбывалось. Он предсказал, что если наследник проживет до 17 лет, то он совершенно выздоровеет. Правда ли это? Будет наследник здоров или нет?» Сергей Петрович отвечал, что чудес в природе не бывает. Наука же говорит о болезни наследника следующее: «Может быть, его высочество проживет и дольше, чем мы с вами, ваше величество, но может и умереть каждую минуту от самой простой незначительной случайности. Таково свойство его болезни».