Великая война не окончена. Итоги Первой Мировой

Подумав, Николай изменил свою волю. Считая, что больному неизлечимой гемофилией Алексею не быть императором, отрекся от престола от собственного имени и от имени своего неизлечимо больного сына – в пользу младшего брата Михаила: «Не желая расставаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол Государства Российского».

Хотя сам Николай II был невысокого мнения о его, как сказали бы сегодня, лидерских способностях. Великий князь Михаил был генерал-инспектором кавалерии и членом Государственного совета.

Великий князь Александр Михайлович вспоминал: «Адъютант разбудил меня на рассвете. Он подал мне отпечатанный лист. Это был манифест государя об отречении. Ники отказался расстаться с сыном и отрекся в пользу Михаила. Я сидел в постели и перечитывал этот документ. Вероятно, Ники потерял рассудок. С каких пор самодержец может отречься от данной ему Богом власти из-за того, что в столице недостаток хлеба и частичные беспорядки? Измена Петроградского гарнизона? Но ведь в его распоряжении находилась пятнадцатимиллионная армия. Все это казалось совершенно невероятным».

И в самом деле, почему же царская власть не защищалась, задается вопросом Александр Солженицын. Он упрекает Николая II за то, что тот не дал приказа стрелять в восставшую толпу, потому что боялся кровопролития. А можно было объявить мятежный город вне закона, пишет Солженицын. Иначе говоря, утопить его в крови…

«Окажись рядом рота пулеметчиков, по-настоящему преданных царю, – вспоминал глава Временного правительства Александр Керенский, – она могла бы уничтожить всю Думу вместе с левыми и правыми. Единственная причина, по которой это не случилось, заключалась в том, что в целой Российской империи не нашлось такой роты».

Войска и казаки вовсе не желали защищать императора. В Петрограде сопротивлялись только жандармы и полицейские, да еще несколько офицеров из самокатного батальона.

Даже юнкерские училища не поднялись. Никто из высших чинов государственного аппарата не рискнул своей жизнью. Первыми предали царя, как водится, те, кто больше всех драл глотку во славие, – монархисты Пуришкевич и Шульгин. И православная церковь не поддержала самодержца всероссийского. Революцию приветствовали даже некоторые члены императорской семьи.

«Когда вспыхнула революция, сразу же стало ясно, что в царя народ уже не верит, – писал в эмиграции философ Лев Шестов. – Во всей огромной России не нашлось ни одного уезда, ни одного города, даже, кажется, ни одного села, которые бы встали на защиту свергнутого царя. Ушел царь – скатертью дорога, и без него обойдемся».

Многие историки всю вину возлагают на нерешительность императора. Дескать, не зря императрица когда-то писала ему: «Не надо говорить – у меня крошечная воля. Ты просто чуть-чуть слаб и не доверяешь себе. и немножко склонен верить чужим советам».

Так почему же он отказался от трона? Он вдруг увидел, что решительно все вокруг желают, чтобы он ушел! Верхушке общества казалось, что без него они справятся лучше и победят быстрее. А огромная армия полагала, что как царь уйдет, так и война закончится. В этот решающий час Николай II ощутил себя совершенно одиноким. Не выдержал этого и капитулировал.

«Кто бы ни похвалялся, что предвидел все, что произошло, сказал бы явную неправду, – вспоминал недавний председатель Совета министров Владимир Коковцов. – Едва ли я ошибусь, если скажу, что все ждали просто дворцового переворота, отстранения влияния в той или иной форме императрицы, думали, что явится на смену новый порядок управления, но жизнь сохранит если не все свои прежние формы, то все ее устои».

Видеть Николая II на троне хотела тогда уже одна только императрица:

«Каким облегчением и радостью было услышать твой милый голос, только слышно было очень плохо, да и подслушивают теперь разговоры!.. Не хочу писать всего, что делается, – так это отвратительно. Как унизили тебя, послав этих двух скотов…

Любимый, душа души моей, моя крошка, – ах, как мое сердце обливается кровью за тебя! Я вполне понимаю твой поступок, о мой герой!.. Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слов, и, клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего царства».

Отречение за отречением

Императорский поезд подошел к Могилеву вечером 3 марта. Только теперь Николай телеграфировал брату, называя его императором:

«Петроград. Его императорскому величеству Михаилу Второму.

События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники».

Телеграмма опоздала. В квартире князя Михаила Сергеевича Путятина члены правительства и некоторые члены Временного комитета Думы устроили встречу с великим князем Михаилом Александровичем.