Великая война. Первая мировая – предпосылки и развитие

Но теперь Хейг совершил серьезную ошибку: первая стадия кампании под руководством Пламера прошла блестяще, и он очень хотел развить свою победу, но следующую стадию Хейг поручил Гоу. Прежде Гоу был плохо знаком с этой местностью; решение Хейга приводило к потере времени, в течение которого немцы могли усилить свою оборону. К гибельной отсрочке вел и перевод на левый фланг британского фронта французской армии для участия в наступлении. Миновали недели, пока приготовления на виду у противника были закончены. Опасным последствием этой задержки была возможность появления у непостоянного британского премьер-министра и его правительства новых сомнений относительно этого предприятия. Но хуже всего, пожалуй, были стратегические противоречия, лежавшие в корне всех приготовлений. По существу, кампания во Фландрии преследовала две цели: очистить бельгийское побережье и ликвидировать угрозу со стороны баз германских подводных лодок в Остенде и Зеебрюгге, которым адмиралтейство придавало огромное значение, а также захватить или подавить артиллерией железнодорожный узел Руле, от которого в значительной степени зависело положение немецких войск в Западной Фландрии. Расстояние от Ипрадо Руле по прямой составляло 12 миль. Продвижение под Аррасом – второстепенная операция – составляло 5 миль. Если бы основная операция смогла удвоить глубину продвижения, немецкие рокадные дороги были бы перекрыты. Но Руле находился на северо-востоке от Ипра, а Остенде – на севере. Осевые направления двух предполагаемых наступлений расходятся, успех наступления в обоих мог быть обеспечен только при наличии избытка собственных сил или при соответствующем ослаблении противника. Гоу на левом фланге был все более озабочен северным направлением. Хейг с высоты своего положения стал проявлять все большую тревогу относительно жизненно важного «плато» вокруг Гелувельта, расположенного к востоку от Ипра: с него немцы могли блокировать любой маневр. Но, проявляя свое обычное уважение к солдату на месте, он не стал навязывать своих идей Гоу. Между тем время – самая ценная вещь на войне – истекало. Генерал Чартерис записал 21 июня: «Самый длинный день в году, а мы еще даже не начали большой работы… Мы, единственная активная армия, сражаемся здесь одни. Мы сделаем дело отлично, в этом нет сомнения. Но есть ли у нас время для его завершения?»

Наконец, армии были готовы. Генерал Петен дал полные и детальные гарантии сотрудничества (не считая 1-й французской армии, находившейся под командованием Хейга во Фландрии), британское правительство согласилось и даже подтвердило это официальным документом. Новую попытку собирались предпринять итальянцы; русские уже «вбили свой последний гвоздь» и были разбиты. Между тем погода постоянно ухудшалась. Сложная дренажная система, служившая для осушения низменности вокруг Ипра, была разрушена длительными бомбардировками; вода, поднявшаяся из-за дождей, постепенно разлилась и превратила большую часть района сражения в трясину; день за днем на карты, составляемые штабом танкового корпуса, наносились новые надписи «болото». Их даже предупредили, чтобы они прекратили посылать эти угнетающие документы в 5-ю армию и Генеральный штаб.

Собственно говоря, в этом сражении не предусматривалось масштабное испытание возможностей танков: их было меньше 150. Хейг был еще раз разочарован в производстве танков. Еще в феврале он рассматривал «нападение врасплох в центре при поддержке танков и без артиллерийской подготовки для захвата высот» в том секторе, который считал наиболее жизненно важным. Эта плодотворная идея угасла, отчасти из-за нехватки самих танков, отчасти из-за неприязни к ним в штабе 5-й армии Гоу. В который раз основная работа ложилась на пехоту и артиллерию.

Крупное наступление, ознаменовавшее собой принятие англичанами основного военного бремени на Западном фронте, началось в 3 часа 50 минут утра 31 июля. Еще до окончания 12 ноября оно стало для будущих поколений, особенно в Великобритании, воплощением всех худших и отталкивающих черт окопной войны. Оно было описано Ллойд Джорджем как «сражение, которое наряду с Соммой и Верденом навсегда останется наиболее гигантской, стойкой, бесполезной и кровавой схваткой из всех, происходивших в истории войн». Эти качества битвы он приписывал «упрямству и эгоизму, непревзойденным среди бедствий, вызванных человеческим самодовольством» Хейга и Робертсона. И это представление получило широкое распространение. Общее впечатление от сражения так описано поэтом Робертом Сэссоном:

Я погиб в аду (они зовут его Пасшанделем); моя рана была пустяковой,
и я побрел назад,
а потом облако разрыва снаряда над дощатым настилом —
и я почувствовал, что падаю в бездонную грязь,
и свет померк.

Филипп Гиббс, военный корреспондент, написал: «Впервые британская армия потеряла чувство оптимизма».