Не было другой кампании в этой войне, кроме Галлиполи, где надежды столь постоянно отодвигались, как при Пасшанделе. Эта особенность была присуща каждому этапу сражения. Все действие делилось на три стадии, каждая из которых имела свои особенности. Первая включала в себя три отдельных удара: при Пилкем-Ридж (31 июля), на плато Гелувельт (10 августа) и при Лангемарке (16 августа). День начала сражения воплотил в себе его целиком. Девять дивизий 5-й армии Гоу атаковали за огневой завесой, обеспеченной более чем 2 тысячами орудий. Защиту флангов обеспечивали слева – продвижение двух дивизий 1-й французской армии, справа – трех дивизий 2-й армии Пламера. Ухудшение погоды, перешедшее в дневное время в проливной дождь, лишало возможности применения воздушных сил из-за плохой видимости. Вот что писал генерал Чартерис:
«Чтобы понять ситуацию, достаточно вспомнить, что в ходе боя при Мессине мы получили двести сигналов: их называли «Now Firing» (теперь стреляй). Это были указания целей, обнаруженных с аэропланов, которые раньше не были обнаружены. Мы разрушали их артиллерийским огнем по указанию с воздуха. 31 июля мы не получили ни одного сигнала…»
И все же наступление привело к значительному продвижению. Несмотря на то что немецкая артиллерия не была подавлена, как предполагалось; несмотря на большое количество у противника железобетонных пулеметных гнезд со стенами в четыре фута толщиной («коробки для пилюль»), французы и левый фланг 5-й армии Гоу сумели продвинуться вперед на 2 мили. Но справа напротив плато Гелувельт, жизненную важность которого Хейг безуспешно пытался внушить Гоу, наступление приостановилось. В этом секторе особенно тяжелые потери понесли танки; из 48 танков, бывших в распоряжении II корпуса, только 19 смогли участвовать в сражении, 17 из них погибли. Здесь продвижение составило не более 500 ярдов, бок о бок с солдатами Пламера.
Наиболее жестокое разочарование было в центре: некоторым подразделениям продвижение показалось настолько легким, что они преждевременно устремились к удаленным целям, теряя связь с артиллерией. Отдавая дань духу этих подразделений и инициативности их молодых командиров, нужно признать, что против немцев эта тактика была ошибочной. Здесь, как и на Эне против Нивелля, сущностью немецкой обороны были контратаки. Начавшись в 2 часа дня с огня тяжелых орудий, немецкая контратака развивалась в течение послеполуденного времени. Дождь, который заливал развороченное поле боя, принес британцам много неприятностей; но сплошной ливень, начавшийся около 4 часов, дал им некоторое преимущество. Продвигавшиеся вперед немцы в ряде мест оказались по колено в грязной воде, их оружие забилось грязью. Но они все же смогли отбросить британцев на 2 тысячи ярдов, которые были выиграны ими днем раньше.
День 31 июля закончился неопределенно. Несомненно, что противник получил тяжелый удар: было захвачено более 6 тысяч пленных и 25 орудий (их было даже больше, но многие немцы вернули в ходе контратаки). Британские потери, если ориентироваться на Сомму или Аррас, были невысоки. Все зависело от того, способны ли они быстро повторить удар. Больше всех вперед стремился Гоу. Но дождь был непреклонен. «Земля похожа на топь», – записал Хейг 3 августа. К этому времени британские войска потеряли более 30 тысяч человек и не были способны существенно продвинуться дальше. Дождь, как горько прокомментировал Чартерис на следующий день, «убивает наступление. Каждый день задержки оборачивается против нас». Единственное, что оставалось, – ждать и надеяться на улучшение погоды. Но этого не произошло. Наступило 10 августа и вместе с ним сражение под Гелувельтом. В этот день немцы провели не менее шести контратак, сведя британские достижения почти к нулю. 16 августа (Лангемарк) не принесло никакого утешения. Одним из немногих проблесков среди этого мрака был ошеломляющий успех 11 танков, захвативших сильную позицию пулеметных гнезд у Сен-Жюльена. Хейг заметил: «Захвачены все объекты, мы потеряли 14 пехотинцев и 14 танкистов. Без танков мы потеряли бы 600!» Но это был единственный случай. К концу месяца британские потери перевалили за 67 тысяч. Это было на 10 тысяч больше, чем в первый день Соммы, но это число было большим, и для обнародования оно было уменьшено.