Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего

Значительную часть беседы заняла практическая сторона встречи, касающаяся ряда вооружений и материалов, в которых была необходимость у армии и промышленности. «Сталин сказал мне, – вспоминал Гопкинс, – что в первую очередь русская армия нуждается в легких зенитных орудиях калибра 20, 25, 37 и 50 мм и что им нужно очень большое количество таких орудий для защиты своих коммуникаций от самолетов-штурмовиков.

Следующая большая потребность – в алюминии, необходимом для производства самолетов. В-третьих, необходимы пулеметы калибра приблизительно 12,7 мм, в-четвертых, винтовки калибра 7,62 мм. Он сказал, что ему нужны тяжелые зенитные орудия для обороны городов… Он заявил, что исход войны в России будет в значительной степени зависеть от возможности начать весеннюю кампанию (курсив мой. – К. Р. ), имея достаточное количество снаряжения, в частности самолетов, танков, зенитных орудий».

Указание на весеннюю кампанию обращает на себя внимание, ведь разговор происходил еще только летом 1941 года… В этот период Америка сохраняла нейтралитет, но Сталин исходил из того, что рано или поздно она будет вовлечена в войну.

Он указал, что «мощь Германии столь велика и что хотя Россия сможет защищаться одна, Великобритании и России вместе будет очень трудно разгромить немецкую военную машину». Поэтому, сказал он Гопкинсу, «нанести поражение Гитлеру – и, возможно без единого выстрела – может заявление Соединенных Штатов о вступлении Соединенных Штатов в войну с Германией».

Конечно, американская политика Сталина определялась прежде всего интересами своей страны. Первое прощупывание серьезности американских намерений и основное содержание встречи он свел к возможности получения от США материальной помощи. Сталин «написал карандашом на листке небольшого блокнота четыре основных пункта, в которых указал потребности русских, и передал Гопкинсу листок с подробным перечнем вооружений и материалов, в поставках которых из США нуждался СССР».

Визит представителя американского президента в СССР определил многое в дальнейших отношениях. На Гарри Гопкинса встреча со Сталиным произвела неизгладимое впечатление – он поверил, что Советское государство способно к сопротивлению германской агрессии. «Гопкинс, – пишет американский историк Роберт Шервуд, – конечно, вовсе не видел настоящего фронта в России. Даже если бы он его видел, он вряд ли бы мог понять, что происходило. Его вера в способность русских к сопротивлению возникла главным образом под влиянием самого характера просьб Сталина, доказывавших, что он рассматривает войну с точки зрения дальнего прицела. Человек, который боится немедленного поражения, не говорил бы о первоочередности поставок алюминия ».

Но в военном союзе трех держав не все и не сразу сложилось само собой, и это касалось не только Советского Союза. «Существует ложное представление, – пишет В. Кожинов, – согласно которому Великобритания чуть ли не с самого начала Второй мировой войны имела мощного и верного союзника в лице США. Между тем достаточно познакомиться с неофициальной перепиской Черчилля и Рузвельта… дабы убедится, что США только предоставляли Великобритании не очень значительную материальную помощь, но категорически отклоняли любые предложения о своем реальном или даже хотя бы символическом участии в войне. Лишь после внезапного нападения Японии на крупнейшую военно-морскую базу США Перл-Харбор 7 декабря 1941 года (то есть почти через полгода после начала войны между Германией и СССР-Россией) произошел резкий сдвиг».

Все это так. Поэтому даже бессмыслен вопрос: кто был больше заинтересован в этом тройственном союзе? В первую очередь выигрыш от него получала Великобритания. Британский историк Лиддел Гарт отмечает, что только нападение Германии на СССР 22 июня 1941 года «позволило Англии выйти из положения, которое казалось безнадежным».

Черчилль в своих мемуарах тоже не мог удержаться от признания, что он прямо-таки восторженно воспринял 22 июня 1941 года. Ликование британского политика понятно. Ибо если бы не это событие, то Англия, не способная оказать Германии реального военного сопротивления, рано или поздно вошла бы в состав «новой германской империи».

Современники это осознавали и понимали. «Для многих англичан, – пишет Ральф Пакер, – война в одну ночь 22 июня сразу отодвинулась куда-то далеко. Бомбардировки английских городов прекратились. Возвращались эвакуированные, и в это лето Лондон, заполненный английскими и колониальными войсками, веселился почти беззаботно, отдыхая после напряжения прошлой зимы. И все потому, что Россия приняла на себя основной удар …»