Великая война. Верховные главнокомандующие (сборник)

Да, конечно, война в конце лета 1915 г. приняла для русской стороны характер «отечественной». Но лишь в смысле перенесения ее на отечественную территорию. Всякое иное сближение переживавшегося времени с эпохой 1812 г. являлось неправильным и практически только вредным. В самом деле, оно приводило лишь к тому, что под конец отступления довольно легко отдавалось то пространство родной земли, которое, в сущности, можно было оберечь от тяжестей неприятельского нашествия. Начиная с конца августа, враг уже не с прежней энергией нажимал на наши войска.

Замечалось даже некоторое ослабление его сил, вследствие увода ряда австро-германских дивизий в тыл. Теперь-то мы знаем, что во второй половине августа германское командование задумывало уже новую операцию в сторону Балкан и потому стало перевозить в южную Венгрию часть своих дивизий. Между тем, в наших войсках, под влиянием мысли об отечественной войне, постепенно вырабатывалась дурная деморализующая привычка, как тогда говорили, «выравнивать» фронт. Достаточно было неприятелю толкнуть наши войска назад в одном каком-либо месте, чтобы отступали и соседи, во избежание угрозы флангу. С этой легкостью отхода на неатакованных или слабо атакованных участках боролись вначале недостаточно энергично, и зло постепенно пустило более глубокие корни: оно приобрело даже как бы право некоторой законности.

С другой стороны, обратное отобрание каждой пяди отданной врагу земли, при современных способах ее закрепления и отсутствии у нас достаточных технических средств, должно было столкнуться с крайними трудностями, почти невозможностью. Обо всех этих обстоятельствах мне неоднократно приходилось докладывать Великому князю Верховному главнокомандующему, убеждая его громко произнести свое властное слово для прекращения дальнейшего отхода. Я напоминал Великому князю, какое магическое действие произвело его слово в августе 1914 г., когда потребовалось вырвать победу из рук австрийцев. Великий князь терпеливо меня выслушивал, но… молчал. Была ли это потеря веры в войска, или же сознание, что он доживает, в должности Верховного, свои последние дни и потому не должен затруднять работы генерала Алексеева, главнокомандующего Северо-Западным фронтом, приобретавшего все большее влияние на ход дел и очевидно шедшего ему на смену, мне осталось неизвестным.

– Ваше Высочество, пока вы у власти, Россия знает только вас одного и только вы один отвечаете за общий ход войны! – сказал я ему однажды.

– Я подумаю, – коротко ответил мне Великий князь, замяв этим дальнейший разговор! Только в последнем слове, перед своим отбытием из Ставки, благодаря меня за совместную годовую работу, Великий князь добавил:

– Я особенно ценил ваше откровенное слово, высказывавшееся мне во всех случаях!

Я понял, о каком случае он говорил. Явились, впрочем, и другие обстоятельства, которые сделали неосуществимою остановку Русской армии на той линии фронта, о которой я говорил в начале моего настоящего очерка.

Пока наши войска удерживали в своих руках, хотя бы только и частично, территорию Восточной Пруссии, до тех пор было немыслимо распространение неприятельских вооруженных сил в направлениях к среднему и нижнему Неману. Но, с отступлением после февральских боев нашей 10-й армии к Неману и Бобру и после окончательного оставления в середине марта мысли о восстановлении прежнего положения, правый фланг нашего стратегического фронта оказывался навесу. Германцы получали возможность продвижения не только в направлении на Ковну, но и в обход этого пункта с севера, со стороны Тильзита на Шавли. Значение Риго-Шавельского района, через который возможен был обход наших войск с севера, начало вырисовываться тогда с полной отчетливостью.

Опытный глаз генерала Людендорфа сразу оценил выгоды вторжения германских войск в Россию через Литву и Курляндию. Однако настойчивые атаки русских армий на Карпатах и грозивший нашим противникам развал австро-венгерского фронта отвлекал в то время внимание германского верховного командования в другую сторону. Тем не менее, Людендорфу, под предлогом демонстрации, все же удалось собрать на фронте Юрбург – Мемель несколько кавалерийских и пехотных дивизий, с которыми генерал Лауэнштейн – бывший германский военный агент в Петербурге – и произвел в конце апреля вторжение в Литву на Шавли и Либаву.

Уже через несколько дней после начала этой операции германцами были взяты оба упомянутых выше пункта, a затем правый фланг наших войск пришлось отнести в направлении к Виндаве. Вскоре постепенно усиливавшиеся в Литве и Курляндии германские войска образовали особую Неманскую армию, командование которой было вверено энергичному и деятельному немецкому генералу Отто фон Белову.[95]