Великая война. Верховные главнокомандующие (сборник)

Минувшая война не только в России, но и в остальных государствах, принявших в ней участие, развернулась в войну общенародную. Она поэтому несомненно требовала предельного напряжения всех живых и материальных сил борющейся нации. Чтобы дать это напряжение и тем облегчить победу, необходимо было обеспечить тесное единение фронта с тылом, армии с народом. Отсутствие такового единения составляло одно из самых больных мест в организации войны в России. Проистекало это больное явление из того, что в годы мира, правительством, которое не вело активной политики и вместе с тем, по причинам внутренним, опасалось приобщения населения к государственным делам, ничего не было сделано для создания в народе к моменту возникновения вооруженного конфликта соответственной «психологии». В силу этого население России в общем встретило войну без необходимого «пафоса».

Народ в России держался вдали от государственной жизни; ему были очень мало знакомы интересы страны и дальше своей деревенской колокольни он в большинстве мало что и видел. Нельзя отрицать, конечно, факта некоторого подъема настроения в населении в начале войны, но таковой сосредоточивался по преимуществу в городах, где больше следили за событиями, и главное, подъем этот имел только поверхностный характер. В глубине народа не было убеждения в необходимости победить, и запасные шли на призыв скорее из чувства послушания к требованиям власти, чем из патриотического сознания. Эта мысль лучше всего доказывается теми беспорядками, которыми в некоторых местах был отмечен призыв запасных.

В интеллигентских кругах также не было всеобщего подъема. Молодежь часто не стеснялась искать случая или уклониться от призыва вовсе, или пристроиться на службу в тылу. В свою очередь, и власть стала на ту ложную точку зрения, что войну можно выиграть без организации народных сил, усилиями одной армии, опирающейся на свой кадровый состав мирного времени и поддерживаемый правительством. Мобилизация армии не повлекла за собою мобилизации всей страны, т. е. приспособления строя всей ее жизни к суровым требованиям войны. Опыт Русско-японский войны в этом смысле не был достаточен. На факт объявления войны взглянули недостаточно серьезно; больше гадали о том, когда война может закончиться, чем думали, как бы придать ей силы для победного конца.

Недостаточная сознательность важности и ответственности наступившего с войною периода времени, была, таким образом, первою причиною тому, что внутренняя жизнь фронта и тыла, под коим следовало понимать всю страну, пошли не по одному руслу. Русские люди, покорные и в большинстве инертные, шли на призыв и умирали лишь до тех пор, пока не настали великие испытания. Очевидно, что в изложенных условиях достигаемые успехи не могли быть прочными. И когда в 1915-м году Германия нашла возможным, прочно укрепившись на Западе, сосредоточить против России свои главные силы, то Русская армия, к тому же лишенная боевых припасов, не могла не стать и не откатиться обратно на свою территорию.

Второй причиной расхождения жизни фронта и тыла явилось то недоверие, которое, как я уже имел случай отметить, сложилось при дворе к личности Великого князя, а за ним и к его ближайшим сотрудникам. Недоверие это было настолько чудовищно, что едва ли его целиком мог разделить лично Государь. По крайней мере, он тщательно скрывал все то, что ему нашептывалось, и, наоборот, всегда умел маскировать свое действительное отношение к Ставке знаками особого внешнего внимания к ней и расположения. Глубина всех подозрений стала известна лишь впоследствии, когда всеобщим достоянием явились письма Императрицы Александры Федоровны к ее супругу.

Из этих писем видно, что Императрица считала Великого князя опасным честолюбцем, ее больной мозг вместе с тем подозревал Ставку то в каком-то ужасающем предательстве, то в заговоре, имевшем целью низложение царствовавшего Императора и насильственное удаление ее в монастырь. Само собой разумеется, что все эти слухи, отнесенные к первому периоду войны, были сплошным вздором.

– Шпионы, находящиеся в Ставке, – писала Императрица по поводу одной из предполагавшихся поездок Царя на фронт, – сразу же сообщат немцам, и тогда их аэропланы начнут действовать.[96]

Надо было быть очень злостно настроенным и совсем не знать духовного облика Великого князя, чтобы можно было питать в этом смысле какие-либо опасения! Верховный главнокомандующий был одним из самых лояльных подданных своего Монарха. Подобно многим лицам, получившим религиозно-мистическое воспитание, он видел в русском Царе Помазанника Божьего и, только внутренне скорбя, что его окружали близорукие, а иногда и темные советники, стремился изыскать способы к улучшению положения. Тем не менее, недоверие к Верховному главнокомандующему Императрицы, не встречавшее должного отпора у Государя, несомненно, клало известный отпечаток на отношения к Великому князю правительства, среди членов которого было много закоснелых реакционеров и таилось, отчасти, желание подчеркнуть свою от Ставки независимость.