Это было большой неожиданностью для Конрада, который всегда держался мнения, что одновременное наступление Италии и России создаст неразрешимую для Австро-Венгрии задачу войны на два фронта. В стремлении избежать таковой, в австро-венгерском Генеральном штабе, как нам позже стало известно, обсуждалась даже мысль о заключении с Россией сепаратного соглашения, с уступкой последней восточной части Галичины, как раз по линии рек Сана и Днестра, но под условием свободы действий Австрии в западной части Балканского полуострова. Эти настроения австрийцев, по-видимому, даже создали временное колебание в планах генерала Фалькенхайна, который одно время думал о приостановке дальнейшего наступления против России и о повороте германских войск на юг, в сторону Балкан, для установления надежного сообщения с Турцией. Лишь колеблющаяся политика болгарского правительства, не выражавшего еще окончательного решения стать на сторону Держав согласия, временно, до осени, оставила германскую стратегию на прежнем пути и при прежней задаче – наступления против России. Предоставив в распоряжение Австрии альпийский корпус – для обороны Тироля и еще три дивизии – для наблюдения за Сербией и Румынией, германское командование облегчило тем самым австрийцам задачу сосредоточения необходимых сил против итальянцев. В результате, с русского фронта было переброшено австрийцами на границу с Италией лишь минимальное количество войск (по некоторым источникам, всего 2 дивизии) и, таким образом, выступление Италии также не дало русскому фронту сколько-нибудь осязательного облегчения.
Трудность изолированной борьбы с соединенными силами германо-австрийцев увеличивалась еще крайне недостаточным развитием в нашем тылу рокадных железнодорожных линий. Подкрепления с Северо-Западного фронта могли прибывать только «малыми пакетами», и немедленно же расходовались генералом Ивановым на подкрепление передовых линий. Попытки организовать контрманевр при таком способе расходования резервов, естественно, не удавались, и вновь прибывшие части быстро сгорали в общем огне пожара, не принося коренного изменения в обстановке.
Наконец, 7 июля, по инициативе генерала Жоффра, в Шантийи был собран междусоюзный военный совет, имевший задачей обсудить меры помощи России. По донесению А. П. Извольского, нашему министру иностранных дел генерал Жоффр, открывая заседание, сказал, приблизительно, следующее:
– В августе и сентябре 1914 г. Русская армия перешла в наступление в Восточной Пруссии и Галичине, чтобы облегчить положение французов и англичан, вооруженные силы которых отступали перед напором почти всей германской армии. Нынешнее положение в России требует таких же действий с нашей стороны. Это необходимо с точки зрения как военной чести Франции и Англии, так и собственных их интересов.
Все присутствовавшие присоединились к словам, выраженным в столь трогательной форме генералом Жоффром, и наш представитель (граф Игнатьев) счел необходимым благодарить собравшихся за намерение предпринять наступление, имеющее целью облегчить наше положение на Восточном фронте. Но действительность оказалась сильнее слов и желаний. Новое англо-французское наступление в Шампани и Артуа началось лишь 25 сентября. Наступление же итальянцев, как я уже сказал, не развилось далее реки Изонцо. При таком положении самостоятельное выдвижение ослабленной и обескровленной сербской армии являлось, конечно, нецелесообразным. Русские армии, предоставленные себе, обречены были на дальнейший отход.
12 июля началось наступление неприятеля и на Наревском фронте. Будь у немцев побольше свободных сил в описываемый период времени, уже тогда могло бы со всей силою выявиться грозное значение восточно-прусского района. Известно, что по вопросу о «направлении» германского наступления из этого района среди немецких военачальников возникли серьезные разногласия. Немецкое командование Восточным фронтом было сторонником глубокого удара на Ковну и развития затем широкой наступательной операции в направлении на Вильну и на Минск. Удар этот, своевременно организованный, мог создать, конечно, очень трудное положение для наших отступавших севернее Полесья армий. Но генерал Фалькенхайн, не сочувствовавший столь широкому размаху, может быть по недостатку сил, и все еще опиравшийся на авторитет императора Вильгельма, ограничил первоначальное наступление из Восточной Пруссии направлением к нижнему Нареву.
Это решение, несомненно, способствовало в значительной мере благополучному выполнению русским командованием очень трудного вытягивания наших войск из польского мешка. В начале августа нами была эвакуирована Варшава, а в последней трети того же месяца – крепость Осовец.